Вальпургиева ночь - стр. 58
Поликсена подняла глаза и увидела, что, пока они разговаривали, в конце длинной комнаты образовалась тесная группа молодых людей из прислуги. Они, хоть и старались не шуметь, были, однако, чрезвычайно возбуждены.
До нее донеслись кое-какие слова: «Пролетариату нечего терять, кроме своих цепей!» Ораторствовал парень, на которого за столом так многозначительно поглядывал русский. Это был парень с застывшим взглядом, без сомнения, пражский чех, по-видимому очень начитанный, он так и сыпал социалистическими лозунгами вроде: «Собственность – это воровство».
Ропот накатывал волнами, и все время повторялось одно имя – Ян Жижка.
– Чушь собачья, – прошипел один из молодых людей, с трудом понижая голос; он уперся каблуком в пол и крутанулся на месте, словно желая спустить пары своего негодования. – Нас просто изрешетят, мы и пикнуть не успеем. У них же пулеметы! Пу-ле-ме-ты!!
Его выпад не произвел особого впечатления, видимо, русский умел управлять умами. Девиз «Ян Жижка» продолжал звучать рефреном.
И вдруг Поликсена услышала знакомое имя – Оттокар Вондрейц, да, она не ошиблась, и это было подобно удару током.
Она непроизвольно подалась вперед, силясь понять, о чем именно идет речь.
Русский заметил ее порыв и быстро подал своим собеседникам знак, после чего они с непринужденным видом потянулись к столу.
«Что у них на уме? – размышляла Поликсена; она инстинктивно угадывала: вся эта сходка каким-то образом направлена против ее касты. – Если бы их сбило в кучу просто недовольство жалованьем, они не были бы так взбудоражены».
Больше всего ее тревожило то, что они упомянули Оттокара. «Неужели им что-то известно?» Поликсена всеми силами отгоняла эту мысль и успокаивала себя: «Трусливые холопы! Что мне до них? Пусть себе думают что хотят. Буду делать все, что угодно мне. Без оглядки на сброд».
И однако она всмотрелась в лицо Божены. Ей было точно известно, что Оттокар раньше путался с этой бабенкой, но Поликсену это нисколько не волновало. Она слишком горда, чтобы снизойти до ревности к кухонной девке. «Нет, лицо Божены не выражает ничего, кроме спокойной и глуповатой радости. Значит, имя Оттокара было произнесено в какой-то иной связи».
Сверкавшие ненавистью глаза русского кучера убеждали ее в том, что речь идет о вещах более серьезных, чем личные отношения.
Ей вспомнился разговор, который она несколько дней назад случайно услышала в одном магазине. Судачили о том, что внизу, в Праге, затеваются обычные политические безобразия. Чернь опять готовит какие-то «манифестации», то бишь битье окон или иные «демократические» буйства.