Валеркина любовь. Златые горы - стр. 15
Антонина Николаевна глубоко вздохнула и захлопнула книгу, которую читала совершенно машинально, не запоминая ни единого слова. Было очевидно, что и её виденье мира перекосило совсем как эту приплюснутую рефракцией луну. Ну, что он ей дался, этот беспутный мальчишка, и почему его так жалко?
Вот и к капитану полезла совсем не со своей докукой, словно капитан сам не знает, как быть с такими занозистыми юнцами, возомнившими себя чёрт-те чем.
«Конечно, не знает, – упрямо подумала Антонина Николаевна и провела пальцем по столику прямую чёткую линию. – У него же мысли идут совсем как катера в походном строю. Да есть да, нет есть нет. А тут фарватер весьма извилистый. Сложный мальчишка».
Луна поднималась всё выше. Надо было как можно скорее постараться заснуть, потому что после бессонной ночи ходовая штурманская вахта среди частых отмелей и шивер становилась невыносимо трудной.
А сон упрямо не шёл, и с высокого обрывистого берега Листвяжного Лога доносились придыхающие приглушённо-страстные бормотания чьей-то заплутавшейся в ночи гитары.
– Тоже мне… Неаполь, – вспомнив итальянский кинофильм, только что отшумевший во всех клубах далёкой реки, насмешливо прошептала «штурманша» и вдруг поняла, откуда оно идёт к ней, это необычное ощущение раздвоенности и своей неясной вины перед кем-то очень близким – конечно, от Андрея.
…Откинув со лба воронёные тугие кудри, подчёркнуто небрежно развалясь на крытом чёрной клеёнкой диванчике в своей каюте на новеньком «Черняховском», Андрей дурашливо жеманно пощипывал гитарные струны и пел совсем несуразные ласковые слова:
А потом вдруг спросил совершенно серьёзно:
– Антонина Николаевна, а всё-таки, когда вы пойдёте за меня замуж! Сколько же можно ждать?
Тогда Антонина опять – в который уже раз – обратила всё в шутку и, отобрав у него гитару, сама попыталась что-то сыграть, но у неё не вышло так легко и просто, как всё получалось у Андрея, и стало неловко.
С того вечера прошёл ровно месяц, и между «Орлёнком» и «Черняховским», ушедшим на Подкаменную, лежали пороги, скалистые узости шивер и такие туманные, поросшие тайгой хребты, что их не всегда брало и радио.
Однако Антонина думала об этих необычных словах весь бесконечно тянувшийся месяц, и сложнее всего было то, что сама прекрасно знала – Андрей, конечно, обо всём догадывается. Они слишком давно и пристально изучали друг друга, чтобы ошибаться в таких вещах. Отношения их были совсем непростые. Две зимы просидев за одной партой на курсах комсостава речного флота, они всё-таки продолжали называть друг друга на вы и только по имени и отчеству, хотя все курсы – двадцать пять бывалых речников, в присутствии единственной среди них женщины умевшие не говорить лишнего, – в душе были уверены, что в конце концов их молчаливым однокурсникам не миновать загса. Но ни сама Антонина, ни Андрей до их последнего разговора в этом уверены не были.