В высших сферах - стр. 8
Взглянув на хорошо укомплектованный буфет, за стойкой которого внимательный официант уже держал наготове две тарелки, Хоуден заметил:
– Выглядит весьма внушительно. Что это тут у вас?
Гордясь тем, что он обслуживает премьер-министра, официант быстро перечислил названия всех блюд: малосольная белужья икра, устрицы «Мальрек», paté maison[2], заливной омар, виннипегский копченый золотой глаз, foiе gras Mignonette[3], холодные жареные ребра, заливное из каплуна, жареная индейка с орехами, виргинская ветчина.
– Благодарю, – сказал Хоуден. – Положите мне немного мяса, хорошо прожаренного, и салата.
Увидев, как вытянулось лицо официанта, Маргарет прошептала:
– Джейми!
И премьер-министр поспешил добавить:
– И еще что там порекомендует моя жена.
Они только отошли от стойки, как вновь появился помощник по вопросам военно-морского флота.
– Извините, сэр. Его превосходительство шлет вам наилучшие пожелания, и мисс Фридман у телефона.
Хоуден опустил на стол тарелку с нетронутой пищей.
– Очень хорошо.
– Неужели ты должен сейчас идти, Джейми? – В тоне Маргарет звучала досада.
Он кивнул.
– Милли не стала бы звонить, если бы дело могло подождать.
– Звонок перенаправлен в библиотеку, сэр. – И, поклонившись Маргарет, помощник пошел впереди.
А через несколько минут премьер-министр сказал в трубку:
– Милли, я дал слово жене, что вы звоните по важному поводу.
Мягкое контральто его личного секретаря прозвучало в ответ:
– Я считаю, что так оно и есть.
Иногда Хоуден любил звонить по телефону только ради того, чтобы услышать голос Милли. Он спросил:
– Откуда вы звоните?
– Из конторы – я вернулась. Со мной Брайан. Потому я и звоню.
Хоуден почувствовал нелепую вспышку ревности при мысли, что Милли Фридман наедине с кем-то еще… Милли, с которой несколько лет назад у него была связь, о чем он вспомнил сегодня с чувством вины. В свое время у них был страстный всепоглощающий роман, но когда он кончился – а Хоуден с самого начала знал, что так оно и будет, – оба возобновили свою независимую жизнь, словно закрыли и заперли дверь между двумя комнатами, которые, однако, продолжали оставаться рядом. Ни он, ни она никогда больше не говорили об этом удивительном особом времени. Но порой – как в данный момент – вид Милли или звук ее голоса мог вновь взволновать его, словно к нему вернулась молодость и пылкость чувств и минувших лет как не бывало… А потом всегда нервы брали свое и появлялась нервозность человека, который в публичной жизни не мог допустить, чтобы в его броне образовалась щель.
– Хорошо, Милли, – сказал премьер-министр, – давайте к телефону Брайана.