В свои разрушенные тела вернитесь - стр. 13
Среди подошедших было пять мужчин и четыре женщины. Двое мужчин были знакомы друг с другом еще при жизни на Земле и один из них был женат на одной из присутствующих здесь женщин. Все они были итальянцами либо словенцами, жившими в Триесте где-то на рубеже девяностых годов девятнадцатого столетия.
– Эй вы, – обратился Бартон к юноше, единственному из мужчин говорившему по-английски. – Подойдите сюда. Как вас зовут?
Юноша нерешительно приблизился к нему и произнес с ярко выраженным акцентом, характерным для жителей среднезападных штатов:
– Вы англичанин, не так ли?
Бартон протянул руку.
– Да-а-а. Меня зовут Бартон.
Парень поднял лишенные волос брови.
– Бартон? – Он наклонился вперед и уставился в лицо Бартону. – Трудно сказать… Не может этого быть… – Затем он выпрямился. – Меня зовут Питер Фригейт, Ф-р-и-г-е-й-т!! – Он оглянулся, а затем еще более натянуто произнес: – Очень трудно сказать что-либо определенное. Все так потрясены, вы же видите. У меня такое ощущение, будто я распался на отдельные части. Но… мы вот здесь… снова живы… снова молоды… и не в аду… во всяком случае, пока. Я родился в 1916 году, а умер в 2008… все из-за того, что натворил этот проклятый пришелец… Я не виню в этом лично его… он только защищал себя, вы же знаете.
Голос Фригейта перешел в шепот. Он невольно улыбнулся Монату.
– Вы знакомы с этим существом? – спросил Бартон, указывая на Моната.
– Не совсем, – немного помявшись, ответил Фригейт. – Я видел его по телевидению и достаточно хорошо знаю его историю.
Он протянул руку так, будто ожидал, что она будет отвергнута. Монат улыбнулся, и они пожали друг другу руки.
– Мне кажется, было бы совсем неплохо держаться всем вместе. Нам, возможно, придется защищаться.
– Зачем? – спросил Бартон, хотя причина ему была совершенно ясна.
– Вы же знаете, какими низкими могут быть люди в своем большинстве, – сказал Фригейт. – Как только они освоятся с тем, что воскрешены, тут же начнется борьба за женщин, еду и вообще за все, что кому-нибудь захочется. И я полагаю, что нам следовало бы подружиться с этим то ли неандертальцем, то ли другим нашим предком, как бы его не называли. В любом случае, он будет незаменим в драке.
Казз, так его стали называть в последствии, казалось, так и рвался в группу. Однако он всегда настораживался, как только кто-либо оказывался слишком близко к нему.
Мимо брела женщина, непрестанно бормоча себе под нос по-немецки:
– Боже мой! Что я такое сделала, что Ты обиделся?
Какой-то мужчина, размахивая кулаками, кричал по-еврейски:
– Борода! Моя борода!