В прорыв идут штрафные батальоны - стр. 29
Уколов – заводской токарь-универсал. Рассказывал, что в цехе, за станком, прихватило живот. Поторапливаясь к туалету, оторвал на ходу от подвернувшейся под руку газеты клочок бумаги. Использовал по назначению. А на обратной стороне оказался портрет товарища Сталина. Статья, понятно, 58-я. Неслыханное глумление над великим вождем.
Оторопь берет, не приведи, конечно, господи. Но ведь не по злому умыслу человек. Неужто непонятно? Какие оба, к черту, враги народа. Не такими представлялись Павлу злобные враги советской власти. Вовсе не такими.
– Тимчук! – обернувшись к двери, громко позвал он.
– Слушаю, гражданин ротный.
– Тимчук, а ты у нас кто – не контра, случаем? За что в штрафной осужден?
Ординарец переменился в лице, в глазах метнулся страх.
– Да не виноватый я, гражданин ротный. Как перед господом на духу…
– Ну, это понятно, – остановил его Павел. – Здесь все, кроме уголовников, агнцы божьи. Кого ни послушай – все ни за что.
– Да не-е, зря не скажу – виноват я. Но не виноватый, понимаете. – Тимчук в отчаянии постучал себя характерным жестом по сердцу. – Шофер я, в автобате служил. В тот день меня с начпродом за продуктами занарядили. Мы с ним и раньше много раз ездили. Получили крупу и комбижир с махоркой. Шестнадцать мешков перловки, как сейчас помню. Сам и таскал в кузов. Назад уж повечеру тронулись. Доехали до Щекина. Село, значит, такое на нашем пути было. До части еще больше ста километров. Заночевали, как обычно, у хозяйки одной. Начпрод в дому, а я – в кабине. Спал вроде чутко, да и псина рядом на цепи злющая. Встал утром, воду, масло проверил.
Не чуял беды, пока в кузов не заглянул. Ну, заглянул, значит, и ноги отнялись: нет мешка с крупой, что крайним ставил. И двух ящиков комбижира недочет. Одному столько не унести. Двое или трое, выходит, тащили. Да и свои, видать, раз кобелина голос не подавал. – Тимчук тяжело, горестно передохнул. – Ну, а дальше известно – гауптвахта и вскорости трибунал по Указу тридцать второго года: десять лет и три года поражения прав. Ну, да на намордник кто внимание обратит, когда впереди десять лет лагерей. На суде говорил, если собака не гавкала, свои, значит, были. А мне сказали, раз не гавкала, значит, ты и толкнул. Хорошо, где-то наверху разобрались, по совести. Заменили Указ на статью. Аккурат и срок тоже наполовину скостили. Потому и в штрафной угодил, а с Указом не взяли бы, он наравне с 58-й статьей никаким помилованиям не подлежит. Я пока десять месяцев на камкарьере провел, уж и чаять перестал. Кажное утро голых да с биркой на ноге на подводы грузили. Досрочное освобождение по причине смерти. И больше всего их из контры, по 58-й статье которые. Кто агитацию против советской власти вел или на товарища Сталина покушался. Троцкисты всякие… Их в штрафной не брали, только у кого не больше пяти лет…