В поисках цветущего папоротника - стр. 5

Ругань армейских обозных и свист нагаек, которыми расчищали дорогу для артиллерии; плач детей и крики женщин, перевёрнутые телеги, втоптанные в грязь рушники, посуда, нехитрая еда, мычание перепуганных коров и проклятия стариков… Всё смешалось.

– Алесь, я больше не могу, – взмолилась мать. – Давай поворотим назад, будь что будет.

Не слушая возражений сына, свернула с тракта.

Вслед за военными обозами поехали полем. Неубранная рожь кланялась тяжёлыми колосьями, скрывая сор и грязь войны: обрывки каких-то бумаг, окровавленные бинты, осколки бутылок, черепки. Показавшаяся вдали просёлочная дорога манила тишиной и мирным уютом. На обочине цвела желтая пижма, кланялись ветру фиолетовые столбики шалфея. Алесю даже почудилось: стоит только доехать туда – и вернешься в прежнюю, довоенную жизнь.

Неожиданный резкий свист оборвал что-то внутри. Ни взрыва, ни пламени Алесь не увидел.

– Оклемался, хлопче? Це добре. Что ж вы, бисовы дети, энтой дорогой поихали? – над Алесем колыхалась большая черная папаха.

Что-то скрипело, будто старая люлька качались доски, а перед глазами крутились смерчи пыли. Они взвевались к брезентовому потолку, опускались вниз, вихрились, дрожа в столбе солнечного света, и снова взлетали…

У того, кто склонился над ним, серое от пыли лицо, на когда-то чёрных черкеске и папахе тоже слой пыли.

– Где мама? – Алесь попытался подняться.

– Лежи-лежи, хлопче, – поймали его большие сильные руки, – я утешать не мастак: не свезло твоей мамке. Снаряд, почитай, рядом разорвался, коровы живёхоньки, а мамку твою – осколком вусмерть.

Алесь опять приподнялся, но казак прижал его к деревянным доскам фурманки:

– Ты, пацан, дураковать прекрати… Мамку не возвернёшь, похавали мы её там же, в поле. А тебя, мабуть, контузило, без памяти был, мы тебя и прихватили с собой. Сутки, почитай, пролежал. Что же вы так… неаккуратно… по той дороге и не ездит никто, бо немец как заведённый ее обстреливает, с перерывами на обед… Кофей, наверное, пьет.

Помолчал, потом добавил:

– Коров твоих, звиняй уж, мы зарезали да беженцам отдали: экая нынче прорва голодных ртов… А тебе, видать, планида – с нами таперича. Эй, хлопче, слышишь меня? Хоть головой махни…

Алесь собрался с силами:

– Слышу. Вы кто?

– Добре. Давай знакомиться, – поправил папаху на голове, распрямился, выставив на обозрение серебряные газыри на черкеске, – урядник Кочубей, Иван Антонович.

– Алесь Близневский, – подумал и уточнил, – Александр Станиславович.

– Какой тебе год пошёл, Александр Станиславович?

– Семнадцатый, я в учительской семинарии занимался.