В ожидании дождя - стр. 48
– Мне всегда было интересно – как это, учиться в университете.
– А у себя на родине вы не учились?
Она покачала головой:
– Денег не было. Да и способностей особых тоже…
– Расскажите мне о Доу, – попросил я. – Вы говорили, они злодеи. Не просто нехорошие люди, а злодеи.
Она кивнула и присела на каменную скамью. Достала из кармана рубашки смятую пачку сигарет и протянула мне. Я отрицательно мотнул головой, и тогда она извлекла сигарету, распрямила ее пальцами и прикурила. Смахнула с языка прилипшую крошку табака и заговорила:
– Однажды Доу устроили рождественскую вечеринку. Была метель, и гостей пришло меньше, чем ожидалось. А еды оказалось чересчур много. Я взяла кое-что себе, но тут меня застукала миссис Доу. И очень строго объяснила, что объедки надо выкинуть на помойку, на радость нищим. Я так и сделала. А в три часа ночи ко мне в спальню пришел доктор Доу. Он принес целую индейку. Швырнул ее мне на кровать и заорал, что я не имела права выбрасывать еду. Он, видите ли, вырос в нищете, и этими объедками его семья питалась бы не меньше недели.
Она затянулась сигаретой и снова смахнула с языка крошку табака.
– Он заставил меня ее съесть.
– Что-о?
Она кивнула:
– Сидел на краю кровати и впихивал в меня эту индейку. Кусок за куском. До самого рассвета.
– Но это же…
– Противозаконно. А вы представляете себе, мистер Кензи, как трудно устроиться прислугой?
Я посмотрел ей в глаза:
– Вы в этой стране нелегально? Так ведь, Шивон?
Она бросила на меня потухший хмурый взгляд, без слов говоривший о том, что если у нее еще были какие-то иллюзии, то они давно развеялись.
– Думаю, вам следует ограничить свои вопросы тем, что касается вашего дела.
Я поднял ладонь и кивнул.
– Значит, он заставил вас есть индейку из мусорного бака?
– О, он ее помыл, – сказала она с едва заметным сарказмом. – И честно предупредил меня. Сначала помыл, а потом скормил мне. – Ее грубое прыщавое лицо растянула широкая улыбка. – Да, вот такой он у нас добрый доктор, мистер Кензи.
– А эта его склонность к насилию, – спросил я после паузы, – когда-нибудь приобретала иные формы, кроме психологических?
– Нет, – сказала она. – Со мной – нет. И не думаю, что с Карен тоже. Он презирает женщин, мистер Кензи. Считает, что мы недостойны его прикосновения.
Она задумалась и энергично мотнула головой:
– Нет. Под конец мы с Карен много времени проводили вместе. Много пили, если честно. Думаю, она бы мне сказала. К своему отчиму она никаких теплых чувств не питала.
– Расскажите мне о ней.
Она закинула ногу на ногу, пыхнула сигаретой.
– Она была в ужасном состоянии, мистер Кензи. Умоляла их приютить ее хотя бы на несколько недель. Умоляла. На коленях перед матерью ползала. А та сказала: «Извини, дорогая, тебе надо научиться быть…» Ну, как же она это сказала-то? Самостоятельной. Полагаться только на себя. И все. «Тебе пора стать самостоятельной, моя милая». Карен рыдала у ее ног, а она велела мне принести чаю. Так что мы с Карен встречались, напивались, а потом шли и трахались с кем попало.