В начале было Слово, а в конце будет цифра. - стр. 97
Для того чтобы искушение земным раем было максимально действенным, лжепророки марксизма-ленинизма в своих работах и речах использовали особый язык, который не позволял бы их читателям и слушателям сомневаться в написанном и сказанном. Это язык, в котором всячески избегаются ссылки на Слово Божие. Это язык, в котором даже привычные людям слова приобретают иные смыслы, порой не очень понятные или совсем не понятные неискушенному человеку. И тем самым порождающие у читателей и слушателей «комплекс неполноценности». А их частое использование создает эффект, сродни мантрам на Востоке или пропаганде Геббельса на Западе.
Как Россия выбрала лжеслово
Русский мыслитель нашего времени В. Н. Тростников[142] очень интересно объясняет, почему лжеслово марксизма нашло своих приверженцев именно в России, а не в Европе. Европа во второй половине XIX века уже полностью и необратимо вошла в колею капитализма (она попала в нее еще в XVI–XVII веках – в результате произошедших там буржуазных революций). Капитализм – такая модель общества, в котором даже идеология (лжеслово) стала терять свою значимость. На первое место вышла практическая деятельность по деланию денег. До и во время буржуазных революций западное общество было идеократией (власть идеологии). После революций оно стало превращаться в строй, где во главе всего находятся деньги, они не просто богатство, они уже одновременно выступают в качестве власти. Причем для власти денег особой идеологии уже не надо, она может быть только самая примитивная (идеология потребительства, удовольствий, эгоизма и т. п.). Виктор Николаевич называет такой строй цифрократией (или числократией), поскольку при капитализме всё меряется деньгами, т. е. цифрами (числами).
Россия во второй половине XIX века (после восхождения на трон Александра II) также угодила в колею капитализма. Однако капиталистическая числократия находилась в явном диссонансе с цивилизационной генетикой русского народа, который еще тянулся к Слову (Логосу). Но по Русской Церкви был нанесен сильный удар Петром I. В частности, стало уничтожаться монашество, которое знало, что такое истинное Слово, и могло донести до народа его дух и понимание. Церковь, конечно, продолжала проповедовать народу христианство. Но, увы, это уже была проповедь не Словом с прописной буквы, а словом со строчной, маленькой буквы (человеческим словом):
«Церковь без монастырей – то же самое, что теоретическая физика без экспериментальной – абстрактные рассуждения, книжничество. Такой книжной и стала наша Церковь после разгрома великого русского иночества. Глубинный метафизический смысл произошедшего состоял в том, что при наличии опытного богопознания – подвижнической работы благочестивых иноков – Церковь несла народу Слово с большой буквы – благовестие Бога – Слова Господа нашего Иисуса Христа. Но по мере того, как умное делание монахов вынужденно прекращалось, весть, несомая Церковью, становилась словом с маленькой буквы, человеческим словом – уже не Логосом, а речью. А нация продолжала жаждать Логоса, Который есть источник воды, текущей в жизнь вечную (Ин 4:14), поэтому начала всё больше интересоваться разными формами слова с маленькой буквы, ловко имитирующими Слово с большой буквы»