В начале было детство - стр. 10

Мышление детей метафорично. По определению М. В. Ломоносова, метафора – это «сближение далековатых идей». Дети без усилий сопрягают «далековатые идеи». Именно поэтому они с раннего возраста сочиняют стихи, песни, дома, дворцы, города и планеты. Сочинительство – их стихия. В нем рождаются образные модели мироздания.

Копая ямы, возводя дворцы на песке, укладывая кукол спать, дети постигают азы мироустройства. «Домики», которые нам, взрослым, так надоедает разбирать, – первая попытка моделирования пространства.

Получается, детям необходимо и то, и это, и пятое, и десятое. Как же, при нашей занятости, организовать такую среду, где разовьется и воображение, и мышление, и умение реализовывать «творческость» в реальных формах?

Парадокс в том, что детям от нас почти ничего не нужно.

«Можно я здесь порисую?» – спрашивает ребенок, а мы ему отвечаем: «Нет! У тебя есть свой стол, в столовой едят, а не рисуют!» Мы городим заборы из запретов: этого не брать, к этому строго-настрого не прикасаться и т. п.

Даже наши вопросы начинаются с «не» и «нет»: «У вас нет того-то и того-то?», «Не знаете, как пройти туда-то?», «Не подскажете, который час?» Мы как бы заранее предполагаем, что нужного предмета нет, что на вопрос нам не ответят.

Жизнь опасна, и мы предостерегаем: «Не прислоняться!», «Не трогать ручку крана!», «Не облокачиваться на поручни!», «Не ставить вещи на ступеньки!», «Не влезай – убьет!»

Зато один мой знакомый утверждает, что есть на свете такая страна, где на всех углах написано: «Гуляйте на здоровье!», «ЗДЕСЬ МОЖНО ВСЕ!». Шутит, наверное.

К нам на занятия привезли двухлетнего малыша в прогулочной коляске.

– У ребенка уникальные способности, – сообщил его отец. – Повышенный интерес ко всему, что мнется. Из теста лепит часами. Кроме того, плавает с младенчества, умеет считать, знает все буквы, запросто сидит в позе лотоса. Жаль, коврика нет, а то бы мы показали, да, Алешенька?

Алеша, пристегнутый ремнем к коляске, заплакал.

– Это от застенчивости, – объяснил папа, – все-таки новое общество. – Ну, сын, будем выгружаться?

Извлекая Алешу из коляски, он сказал, что действует по совету гениального экстрасенса, тот велел обратить на лепку особое внимание.

С сыном на руках папа устроился за низким столиком. Он с нетерпением ждал, пока мы прекратим болтовню и начнем лепить. Алеша зевал, куксился, тер глаза кулаками.

– Что было бы, если бы мы сейчас заснули, как принцесса Шиповничек, и пробудились через сто лет? – спросила я детей. Наша беседа стала прологом к передаче в пластике двух разных состояний – «сонного», застывшего, и подвижного.