В кругах литературоведов. Мемуарные очерки - стр. 28
Уважаемый Леонид Генрихович!
Хочу еще раз извиниться за прерванный телефонный разговор. Но основное я успела сказать.
Вы, вероятно, переоцениваете наши «связи и возможности». Посылаем Вам книгу, подготовленную нами, и на которую в Москве почти никто не откликнулся, – «такие времена».
Всего Вам доброго. Ольга Твардовская. 15 апреля 2006 г.
Не могу сказать, что за «связи и возможности» она имела в виду: совсем не помню того разговора. Если она сочла, что я интересовался их возможностями реализации книги, то это чистое недоразумение. Напротив, тираж оказался заниженным, имевшиеся экземпляры расхватали, как горячие пирожки, а из Смоленска, родины поэта, приходили слезные просьбы присылать еще и еще, а у нас уже ничего не было.
Нет! Причина моей обиды, ярости, негодования, возмущения (нужное подчеркнуть) была вызвана той книгой, которую они мне прислали! В ней были собраны записи Твардовского, сделанные за годы войны, а название ей дали – «Я в свою ходил атаку…». Напомню, что это стих из поэмы «Теркин на том свете». Отдавая ее в печать, Твардовский был готов к тому, что она наткнется на скептический и недоброжелательный прием: «что за чертовщина!», «странный, знаете, сюжет», «ни в какие ворота», – и объяснял смысл своего решения:
Как можно было не понять, не ощутить, что главное слово здесь – «своя», что эта атака не имеет ничего общего с той, в которую ходил Александр Матросов, что строка эта не о войне, а о творческом процессе и никак не годится в заглавие сборника материалов военных лет? Сейчас, по прошествии десяти с лишним лет, готов признать, что проявил чрезмерную горячность. Но я был глубоко обижен за Твардовского, который оказался не услышан, не понят, искажен самыми близкими ему людьми.
Что касается Яны Романцовой, то мы удачно распределили с ней наши соавторские обязанности, за время нашего общения и сотрудничества она очень выросла, так что мы дружим и творчески взаимодействуем по сей день. Я много рассказывал ей о Буртине, и по общему согласию нашей книге было предпослано такое посвящение:
Посвящается светлой памяти Юрия Буртина,
друга, сподвижника
и исследователя Твардовского.
Обложка книги о Твардовском-критике
Притупленное жало Овода
В 1953 году я стал студентом и продолжил учить в институте немецкий язык, которому учился и в школе. Но мне было ясно, что без английского не проживешь, и им я пытался овладеть самостоятельно, читая в оригинале английские книги. Выбирал, понятно, такие, которые любил и лучше знал. Одной из них был роман Э. Л. Войнич «Овод».