В городе Кагановиче. Разные истории - стр. 9

Кузнечики кузнечиками, а «дело врачей» всего-то пять лет назад как утихло. Вот и ходил неудачник еврейкин муж в поисках мелкой работы.

Уж не знаю, как там дальше было у них. А для нас угроза исключения из садового товарищества возникала на каждом собрании ещё долгие годы. В газете «Садовод», что висела в магазине, то и дело появлялись рисунки, на которых наш домик утопал в траве, а под ним нетвёрдой детской рукой (надо же воспитывать) помещался текст «Как долго мы будем терпеть это безобразие!».

Вообще – и этому нет однозначного объяснения – садоводы оказались народом чрезвычайно злобным. Казалось: природа, грядки, клубничка с цветочками. Живи и радуйся. Ан нет! Постоянные походы общественности с ревизией – ага, это сколько у вас тут кустов малины и смородины? Сколько ягод сдали в детсад? Три килограмма? А надо четыре! Это почему у вас травка меж грядок растёт?! А ну, счётчик покажите! А тут что?.. Рябина на участке? Срубить немедленно! А если кто поверх первого этажа ещё и мансарду построил – так это вообще буржуй, частный собственник проклятый, капиталист сволочь. Страсти бушевали нешуточные. Примирение наступало лишь зимой, когда все разъезжались по московским квартирам, а на дачах оставались лишь брошенные кошки, да дикорождённые собаки.

С собаками вообще отдельная история. При въезде на садовые участки, сразу после ворот, смысл которых, казалось, состоял в том, чтобы об их узилище ободрать машину, испокон веку красовалась не то избушка, не то сарай со сторожем во главе. Вот это официальное помещение стало для многих поколений собак чем-то вроде Европы для беженцев: тут и покормят, и обогреют, да и при стороже состоять приятней, чем шляться кот знает где. И что характерно: собак всегда было две – чёрная и белая. Видимо, для равновесия цветов в природе. Сторож же постоянно орал на одну из них простыми доходчивыми словами, мол, и так жрать нечего, шла б ты отсюда! Обычная, можно сказать, житейская ситуация. Однако, тут вспоминается мне анекдот, правда. Не из дачной жизни:

Как-то приходит в черте оседлости очень бедный человек к ребе, чуть не плачет, и просит у него совета: «Что делать? У меня двенадцать детей, жена ждёт тринадцатого, а кушать нечего».

– Совсем нечего?

– Совсем.

– Совсем-совсем?

– Совсем-совсем. Только два петушка – чёрный и белый.

– Так съешь чёрного!

– Белый обидится…

– Так съешь белого!

– Черный обидится…

– Тогда всё-таки съешь чёрного.

– Белый обидится.

– Ну и… с ним!

Вспомнил я эту шутку потому, что в случае с последней чёрно-белой парой собак у сторожки не обошлось без сакрального начала. А дело тут вот в чём. Странные они себя вели, эти собаки. Одна, чёрная, агрессивная, всё время лаяла при конуре, изображая хранительницу неизвестно чего. Другая же, белая. с демонстративным пофигизмом, молча лежала прямо посреди дороги, не обращая ни малейшего внимания на движуху вокруг неё. Но! Стоило зазвонить церковной колокольне за прудом, как она срывалась с места и стремглав бежала в сторону звона. Долго не могли объяснить такое странное её поведение. Но тут пришел человек из деревни и говорит, мол, это же церковная собака, её перед службой всегда кормят. Как услышит звон, так и бежит, без удивления сказал он. Условный рефлекс, стало быть. По Павлову. А может по собственному её разумению.