В глубине души (сборник) - стр. 8
Но всего этого отец Михаил не умел. Он тихо молился за спасение дома Господня и с ужасом наблюдал за тем, как под воздействием всеобщей разрухи неумолимо разлагаются нравы селения.
Русскому человеку нужен каркас в виде власти, или Бога, или страха, на худой конец. А когда ничего такого нет, то он быстро опускает руки, спивается.
Женщины еще как-то держались, а мужики разболтались окончательно. Нет, не на пользу им пошло пособие.
И тут отец Михаил вдруг почувствовал в себе что-то новое. Дойдя до самого края и увидав, в какую пропасть заваливается доверенная ему община, он вечером пришел в пустую церковь, зажег лампадку и встал на колени перед тем, что когда-то было иконой, а теперь превратилось в черную сырую доску с остатками позолоты.
Вода пришла в храм ночью, и иконы он спасти не сумел.
Молился отец Михаил всю ночь, и когда наутро пропели первые петухи, он уже знал, что нужно делать.
С самого утра, не давая себе перерыва на отдых, он начал голыми руками, как мог, восстанавливать храм. Он собирал по всей округе ненужные доски, камни, в общем, все, что могло хоть как-то помочь залатать дыры, и в старой тачке подвозил все это к церкви.
Поначалу на его деятельность никто не обратил внимания, но потом около храма стали собираться любопытные.
Они просто стояли в сторонке и время от времени обменивались репликами:
– О, глянь, батюшка церковь взялся восстанавливать. Здесь, можно сказать, люди на улице остались, а он Богу домик строит.
– Да не построит, – успокаивал собеседник. – Разве без материалов чо сделаешь?
Батюшка слушал и понимал, что люди правы и что никогда ему самому не справиться, а в вышестоящих инстанциях почему-то не чешутся.
Но ночью, на молитве, на него снизошло прозрение. Ему стало ясно, что кто-то должен начать собирать развалившуюся жизнь по крохам, из ничего, но собирать, а не рушить. И эта уверенность в том, что он действует верно, что главное не сворачивать с пути, и была тем новым, что открылось ему с криком петуха.
Первым, кто откликнулся на молчаливый призыв священника, был самый никчемный мужик на деревне – Егорыч.
Никто не знал, как он угодил в Егорычи, потому что отца его звали Николаем.
Откуда прицепилось к нему это прозвище? Может, оттого, что было в этом имени что-то колючее, ершистое, а Егорыч – известный дебошир и пьяница?
Но пьяницей он был не от слабости, а по разумению, потому что поиски смысла земного бытия замучили его совершенно.
Однажды утром он отверз отуманенные очи и понял, что жизнь ему не мила, но не мила не обычной похмельной немилостью, а как-то по-особенному, горько, бесповоротно, хоть в петлю лезь.