В двух шагах от рая - стр. 12
– Рано или поздно ты все равно узнала бы правду, – виновато произнес Щеголев. – Я просто хотел, чтобы она не дошла до тебя в извращенном виде.
– Сама новость звучит извращенно. Тебе не кажется? – Наташа поправила выбившуюся из-за уха длинную прядь волос. – Как ты мог так поступить с мамой? Неужели ты способен бросить ее после всего, что вас связывает?
– Девочка моя, нельзя жить вместе из чувства благодарности. Любви уже нет. Есть уважение, привычка, наконец. Ведь не женятся люди потому, что испытывают друг к другу бесконечное уважение, ведь нет? Они любят. Вот ты выходила за Севу по любви? Ну, ответь.
– Ты мне еще лекцию прочти на эту тему, – Наташа тяжело поднялась, потирая поясницу. Длинный, широкий махровый халат скрадывал опустившийся в ожидании малыша живот.
– Наташенька, милая, я не знал, что так получиться. Жизнь не просчитаешь от и до. Я никогда не думал, что рядом со мной будет другая женщина.
– Все, стоп, хватит! – Наташа сделала предупредительный жест, всем своим видом показывая, что ее терпение на исходе. – Не хочу это слушать. Спасибо, что поставил меня в известность. Мавр сделала свое дело, Мавр может уходить.
– Зачем ты так…
– А чего ты ожидал, собственно? Благодарности, восторга: «Ах, папочка, я мечтаю познакомиться с той, которая теперь будет стирать твои носки…»
– Наташа!
– Да, это я. Наталья Львовна собственной персоной. И я желаю, чтобы ты покинул мою квартиру. Скоро вернется Сева. Я должна приготовить что-нибудь на ужин. Это должен был быть прекрасный субботний ужин. Ты все испортил! – Наташа схватилась за голову, сжала ладонями виски. – Бедная мама… А я звоню ей вчера, никто не подходит к телефону.
И тут выражение ее лица резко изменилось. Побледнев, Наташа снова опустилась в кресло. В голове мелькнула страшная мысль, которая сразу стала понятна Льву Николаевичу. Он замахал руками, отчаянно пытаясь остановить поток ужасающих мыслей.
– Нет, нет, она не сделала ничего из того, о чем ты подумала, девочка моя! Она – разумная женщина. Не преувеличивай степень ее отчаяния, – произнес он.
– А ты знаешь этот предел?
– Знаю, потому что мы прожили не год и не десять. Мама – трезвомыслящий человек. Она далека от поступков, которые совершаются в состоянии аффекта. Она всегда умела держать себя в руках. Иногда мне казалось, что она зря это делает.
– Ты циничный и жестокий, – поджав губы, Наташа презрительно усмехнулась. – Ловко же ты маскировался. Интересно, как тебе это удавалось?
– Я понимаю, что ты огорчена, и поэтому не обижаюсь на тебя, детка.
– Что ты говоришь? – Наташа запрокинула голову и засмеялась. Сильно располневшая за время беременности, она не потеряла своего обаяния, красоты расцветающей молодости. Щеголев смотрел на нее и сейчас видел в ее лице черты матери, ничего от себя. Тот же овал лица, ровный, четко очерченный нос, губы бантиком с чуть выступающей вперед нижней губой, разрез глаз, мимика… Только цвет глаз и волос от него – все остальное воплотилось, четко повторяя материнскую линию. Даже изгиб бровей, как у нее.