В дебрях Маньчжурии - стр. 17
Нам предстояло перевалить три высоких горных хребта и спуститься в долину реки Хайлинхэ, к станции Хайлин.
Обратное путешествие наше, под впечатлением происшедшего и под гнетом вероятности заражения, не было веселым; мы шли молча, погруженные в свои думы, изредка обменивая короткими фразами.
На первом же привале, у реки Тутахезы, мы разложили большой костер, разделись до нага, вытрясли и прокоптили все свои вещи и одежду на огне, причем обнаружили присутствие некоторого количества весьма подозрительных насекомых, называемых китайцами «ши цзы». Последнее обстоятельство еще более убедило моего компаньона в неизбежности заражения и привело его в состояние нравственной апатии, весьма близкой к духовному маразму. Некоторые симптомы заставили меня даже опасаться за его рассудок.
Сидя у костра, этот таежный богатырь бесстрашный в борьбе с дикими зверями, жаловался на свою судьбу, как малый ребенок и готов был плакать при одном намеке на страшный призрак чумы, преследующий нас своей роковой действительностью. В разговоре со мной Шелегов часто заговаривался и нес такую чушь, что у меня даже являлось подозрение, не начинается ли у наго процесс болезни с жаром и бредом. Ночью, лежа у огня на шкурке косули, он, положительно, бредил и бормотал непонятные слова, вспоминая свою прошлую жизнь и приводил меня в отчаяние, т. к. перспектива ухода за больным в глухой, дикой тайге казалась мне каким-то кошмаром. Так прошла одна долгая, томительная ночь, полная гнетущих дум, тревог и опасений.
Яркое зимнее солнце, бросившее свои живительные лучи на наш унылый бивак, разогнало мрачные мысли и таинственные призраки ночи. Даже печальное лицо Шелегова немного просветлело и оживилось. Тогда у меня явилась счастливая идея, поднять искусственно его дух изрядной порцией крепкого рома, который всегда находился в моем мешке, на случай простуды и обмерзания. Не говоря ни слова, я откупорил бутылку, налил полную кружку «огненной воды» и подал ее своему товарищу. Он посмотрел на меня вопросительно и, также не говоря ни слова, выпил ее залпом, крякнув и закашлявшись.
Через четверть часа действие ямайского напитка сказалось и прежнего угнетенного Шелегова как не бывало. Откуда явилась бодрость, ясность духа и даже отчаянная бесшабашность! Я не узнавал его и в душе радовался, что страшный, кровавый призрак чумы не посмеет приблизиться к нам и на винтовочный выстрел. Я видел, что в психике охотника произошел перелом и после упадка физических и духовных сил, наступила реакция и прилив новой энергии и жизнедеятельности.