Узют-каны - стр. 35
– А ты грибы жри! Горстями! Горстями! – хохотал, отталкивая его, второй из напавших, жилистый и длинный, как жердь, с реденькими кустиками волос под носом, на щеках и подбородке.
Остальные вели себя сдержанно, стояли, ощерившись, сплёвывая сквозь зубы. Но когда Савчатай попробовал подняться, меж рёбер вонзился тяжёлый носок ботинка:
– Не дёргайся, сопляк! – обладатель ботинка, широкоплечий, кругломордый, с толстыми, нависающими на глаза седыми бровями, оскалился, усмехаясь. И Савчатай почувствовал густую вонь гнилых зубов из его толстогубого рта, наполненного жёлтыми столбиками-осколками.
– Хлеб! – как-то по-мышиному взвизгнул длинный.
– А? Отдай, сволота! – прыщавый набросился на него. – Это я сумку надыбал, отдай!
Они покатились по траве, давя рассыпанные грибы.
Две огромные лапищи схватили дерущихся за шкирки и растащили в разные стороны. Савчатай вздрогнул, разглядев лицо гиганта, исполосованное мелкими белыми шрамиками, словно трещинами; один глаз покрыт белой пеленой. Он был выше и шире остальных, поэтому отобрал корку – остаток недавнего обеда ребятишек, и полностью запихал в рот.
– Ты чего, Газон?! – взмолился прыщавый.
– Вякни ещё! – прожевывая, хмыкнул гигант, толкнув возражавшего в грудь. И хотя толчок казался лёгким, чуть ли не дружеским, прыщавый не устоял на ногах, упал спиной на рюкзак Ичи.
Пятый из нападавших – почти старик: с огромными залысинами, собранным в тысячи морщин лицом, крючковатым носом, но молодыми, слегка отдающими стеклом глазами, крякнув, опустился на колени рядом с девочкой. Жёлтыми, костлявыми пальцами, как бы порхающими, обшарил её, сдёрнул косынку, сморщенная ладонь сразу же утонула в густой черноте прядей. Другой рукой рванул отворот «штормовки» так, что отлетели пуговицы. Ича закричала, в её голосе возник ужас, но кроме страха перед этими людьми, стариком, его пальцами было что-то от ненависти и презрения.
Савчатай, изогнувшись, кошкой бросился к старику, но ещё один удар ботинка перевернул его, как мяч…
МЯЧ! Мяч там, НА ПАСЕКЕ!
…и отбросил метра на два. В течение пяти минут кустобровый и маленький с крысиным, вытянутым лицом, как бы нехотя, но с наслаждением пинали вздрагивающее, подпрыгивающее тело. Сквозь туман боли мальчик почувствовал змейки крови под носом, на щеке, онемело ухо, разбитые губы одеревенели, прикушенный язык взорвался ещё одной саднящей вспышкой, грудь и ноги забыли как чувствовать. Пальцы цеплялись за траву, выдёргивали её с корнем, стремясь удержаться на земле, не улетать в липкий, огнедышащий туман. Ботинок наступил на цепляющуюся за землю ладонь, послышался противный хруст сломанных суставов, затем руку словно засунули в кипяток и тут же – в мягкий, расплавленный, обволакивающий парафин. Савчатай закричал, но как ни странно, боль вернула сознание, а крик слился с другим, девичьим.