Уж эти мне мужчины - стр. 15
– Ножки? Это ты называешь ножками? – иронически спросил Джокер.
– Баба есть баба, даже если она эвенкийский лебедь, – твердо сказал Семен Аристархович, – а ноги есть ноги, даже если они слегка худосочны и кривоваты.
Джокер не стал спорить.
«Как бы от такого зрелища вообще импотентом не стать», – подумал он, снова уставившись на сцену.
– А теперь перед вами выступят артисты циркового ансамбля «Путь Ермака», – объявил ведущий. – Поаплодируйте несравненной и прекрасной Арлин Бежар, которая продемонстрирует вам чудеса магии и волшебства!
– Ой, – сказал Вася, когда на обшарпанный дощатый помост тюремной сцены выплыло видение – высокая, стройная и полногрудая блондинка с длинными распущенными волосами. Видение было задрапировано в длинное искрящееся черное платье с глубоким декольте на груди и спине и разрезами на бедрах, в которых мелькали длинные стройные ножки в блестящих бежевых колготках.
У зэков зоны 227А перехватило дыхание. Единодушный общий полувздох-полустон прокатился по клубному залу.
Блондинка взмахнула рукой, и в ее пальцах появилась раскрытая веером колода карт.
– Боже, вот это искусство, вот это искусство, – как заклинание, повторял Чумарик, наблюдая, как карты порхают в обнаженных руках красавицы, то исчезая, то вновь возникая ниоткуда.
Арлин Бежар ухитрялась доставать из тщательно перетасованной колоды задуманную кем-либо из охранников карту или сдавала карты так, что они разделялись на группы из четырех тузов, четырех королей и т. д., – словом, выделывала нечто невообразимое.
На самом деле зэкам было наплевать на то, что волшебница делала с картами. Они неотрывно наблюдали за стройными ножками, мелькающими в разрезах платья, и за колыханием груди в щедром декольте. Однако Чумарика интересовало нечто совсем другое. Лев Давидович пребывал в трансе. Его самооценка стремительно опускалась вниз, достигнув наконец отрицательной отметки.
– Я никто, – всхлипнул потрясенный до глубины души Лев Давидович. – Я-то думал, что я профессионал. Но по сравнению с этой девочкой я – никто. Не более чем мусор на грязной мостовой жизни.
– Ты – мусор? – угрожающе-изумленным тоном спросил не расслышавший всю фразу, но зато уловивший ключевое слово Косой.
– Мусор я, мусор! – с выражением предельного отчаяния подтвердил Чумарик, не разобравшийся в ситуации.
– Ах ты, мент поганый! – взвыл Косой, вскакивая с места и хватая Льва Давидовича за грудки.
Несколько охранников сорвались с мест и бросились к ним.
– Я – мент? – изумился Чумарик.
– Ты сам только что признался, что ты мусор, ты – наседка, падла! Предупреждаю, тебе не жить, – кричал Косой, пока охранники волокли его, брыкающегося и упирающегося, в карцер.