Увы мне, свете мой… Слово на камне - стр. 4
. На русском кладбище под Парижем, где покоится Александр Галич, поэт и бард, – евангельская заповедь: «Блажени изгнани правды ради».
На современных кладбищах нет уже ни князей, ни тайных советников, тут гордятся другим: «активный участник борьбы с царизмом и капитализмом», «член ВКП (б)». Или: доктор наук… почетный железнодорожник… лауреат… Большинство имен помнят лишь близкие, и недаром некий остроумец заметил, что высокие звания – чаще всего лишь несколько лишних слов для эпитафии. Должности, регалии – всё пустое, не это помнится. Чаще на камень выносят самое главное в жизни: «Талант доброты», «Спасибо за подаренную жизнь»… А на этой гранитной плите, глядящей на аллею Донского кладбища, нет ни даты рождения, ни смерти, потому что в данном случае это всё неважно. Важно только имя: Майя Кристаллинская. Те, кто её знал, уверены: «Ты не ушла. Ты только вышла. Вернешься и опять споёшь».
Придумать слово, которое можно высечь на камне, непросто, и иногда его заменяют символами: на могиле инженера ставят зубчатое колесо, летчику-испытателю – пропеллер, а то и самолетный двигатель. Над военными – артиллерийские снаряды, пробитая броня, макеты танков. Нередко на помощь приходят и рисунки: театральная сцена, книга, кинолента, перо… Церковная классика забыта, в ходу штампы вроде расхожего «помним, любим, скорбим». Вечные слова уступили место новоделу, а эпитафия сократилась до справочных данных: фамилия, даты. Ещё можно узнать, кто позаботился о памятнике. И всё. Каким человеком был покойный, знают только близкие, а их чувства часто проявляются лишь в богатстве памятников. Однако сегодня эпитафия снова возвращается на кладбища. На рубеже прошлого и нынешнего веков её стиль изменился, стал индивидуальней и искренней, как и сами люди, освободившиеся от стандарта. Старая культурная традиция – увековечивать память об ушедших в форме красивой и оригинальной эпитафии – вновь возрождается. Высеченные в камне слова уйдут в века и зачастую станут единственной информацией о покойном. Потому-то с таким интересом читаем мы эти послания, адресованные потомкам.
В древности были уверены, что заботы о погребении, пышные похороны – «всё это скорее утешение живых, чем помощь мёртвым». В наш рациональный век заботы об устройстве будущей могилы порой берут на себя те, для кого она и предназначена (недаром же многим по душе пришлась шутка классиков насчет того, чьих именно рук «дело спасения утопающих»). Уже и памятник готов, и слова соответствующие написаны, и даже тире стоит после даты рождения, остается только обозначить год кончины. Одиночество ли причина такой предусмотрительности или просто решил человек всё сделать по своему вкусу – для прохожих это останется тайной. Но когда покойный не прочь подчеркнуть личный вклад в собственное погребение, то это, согласитесь, озадачивает. Вариантов тут много – от скромной надписи