Утверждение правды - стр. 1
© Н. Попова
© ООО «Издательство АСТ», 2015
Автор выражает благодарность Надежде Шолиной, доценту кафедры всемирной литературы НГПУ им. К. Минина за помощь в блуждании по дебрям латинских падежей
…aufer robiginem de argento et egredietur vas purissimum aufer impietatem de vultu regis et firmabitur justitia thronus eius[1].
Пролог
В разгар лета на корсиканском побережье было немногим лучше, нежели осенью в центре Неаполя. Или даже скверней, учитывая соленый мокрый ветер, ударяющий в лица и норовящий свалить с ног. Правду сказать, случаются и в этих местах теплые погожие деньки – тогда, бывает, удается не вымокнуть до нитки и не проклясть все на свете, пока достигнешь пещеры на самом верху долгой извилистой тропы. К слову, проклинать не стоило лишь ее; Ленца[2] не был в этом убежден, однако подозревал, что довольно лишь произнести нечто вроде «будь трижды проклята эта чертова пещера» – и приключится что-то не слишком приятное, а если еще присовокупить что-нибудь про «старую каргу», то шансы добраться до места живым чрезвычайно уменьшатся…
– Почему нельзя жить в нормальном месте, как все нормальные люди?
– О чем я предупреждал? – напомнил Ленца строго, не обернувшись, и Фульво[3], идущий позади, разразился подчеркнуто горестным вздохом.
– Отчего бы этой мудрой женщине не избрать себе более удобно расположенное обиталище? – с показательной любезностью переспросил тот. – Полагаю, немалое количество достойных внимания предложений миновало ее лишь оттого, что потенциальные просители не сумели собрать в себе сил, дабы достичь этого живописного, но крайне малодоступного места.
– Если потенциальные просители поленились втащить сюда свои задницы, следственно, не столь уж им это было необходимо, – помедлив, отозвался Ленца, пытаясь спрятать шею в воротник. – Логичным продолжением моих слов будет замечание о том, что лезть в гору, мерзнуть, мокнуть и рисковать свернуть себе шею будет лишь тот, кому и вправду есть для чего это делать.
– Любопытно, как это делает она сама – в ее-то годах?
– Вот и советую тебе над этим поразмышлять, – порекомендовал Ленца наставительно. – Причем серьезно. Вследствие чего – заткнуться.
– Может, и есть причины на то, чтоб сюда волочиться, – словно его не услышав, продолжил Фульво, пыхтя, точно перекормленный боров. – У тебя. То есть, не пойми неверно, я не хочу сказать, что мне все равно, просто не понимаю, за каким чертом потребовалось мое присутствие.
– Я тоже. Но он решил, что тебя пора вводить в курс всех дел – и я не перечу. И тебе не рекомендую.
– А я и не прекословлю, – серьезно заверил Фульво. – Всего лишь интересуюсь. Знаешь, вопросы всякие вертятся в голове, что с этим сделаешь. Что такого стряслось, пока меня не было, если ты стащил меня с корабля и поволок сюда, не потрудившись толком разъяснить подробности? Я уж не говорю о том, что и позавтракать не дав.
– Говоришь, – возразил Ленца, и тот согласился:
– Ты прав, говорю. Я остался без завтрака и хочу есть.
– Ты всегда хочешь есть, Фульво. Но должен ведь даже ты осознавать ситуации, когда о собственном чреве можно забыть хотя бы на время.
– По крайней мере, я желаю знать, из-за чего страдаю. К примеру, если уж откровенно, я слабо представляю, что происходит. В том смысле – что может сделать эта ведьма такого, чего не можешь ты?
– Лесть, звучащая как оскорбление, – покривился Ленца. – С одной стороны, я велик и страшен, с другой – какая-то старуха лучше меня.
– Ну, я сказал не совсем так. И тем не менее. По какому поводу суета?
– Все по тому же. Я узнал, где сейчас находится документ.
– Ха, – сквозь все более тяжкое пыхтение фыркнул Фульво. – Это вдруг стало тайной? В руках германской Инквизиции, это знаю даже я, хотя и не введен в курс всех дел.
– Именно поэтому – сообщаю тебе новость: нет, Фульво. Уже нет. Я немало сил потратил на то, чтобы узнать это достоверно, и не только сил.
– Защита?
– Немецкие конгрегаты, или кто там у них отвечает за эту сферу, свое дело знают, – недовольно откликнулся Ленца, на миг обернувшись. – Я не мог пробиться довольно долго.