Утонувшая в метели - стр. 28
Девочки, сохраняя молчание, продолжили краситься; атмосфера наполнилась тоской, и никто не решался нарушить тишину, да и сказать было нечего.
– Подождите, так значит, она вернулась после того, как ушла? – спросила Саша.
– Я тоже об этом подумала, – произнесла Кристина.
Рита замешкалась, принялась рыться в косметичке, затем вздохнула и сказала:
– Да. Но я не должна была этого говорить.
– Интересно, зачем? – допытывалась Жанна. – Давай, Рита, сказала «а» – говори «б».
Немного подумав, Казановская выложила:
– Говорю по строжайшему секрету, Голдин позвонил ей и пригласил на срочный разговор. Она прибежала.
– И?! – не унималась Жанна.
– И они поговорили. Он сказал полиции, что отдал ей главное платье, она согласилась, потом вышла из кабинета и завернула в коридор, видимо затем в костюмерную. Это видно на камере, которая висит в холле, но она показывает только лестницы и дверь Голдина. Сам он за ней не пошёл, закрыл кабинет через час и всё, я больше ничего не знаю! Хватит меня выспрашивать!
– Сама же начала, – фыркнула Алфёрова. – Не, ну ты дело говоришь. Зачем её убивать? Жила, никому не мешала, с наркотой не связывалась.
– Девочки, хватит, – деловито прекратила прения Орланова. – Вы не следователи, готовьтесь и пойдём на репетицию, Жанна, почему ты до сих пор второй глаз не накрасила?!
– Я накрасила! Он получился не такой, как первый, сама уже замучилась.
– Боже мой, давай скорее, остальные кто готов, идёмте.
Первая репетиция
– Два, три, четыре! И раз, два, три, четыре! Кристина, не маши руками, сколько раз говорили! Новенькие, чётче движения! И раз, два, три!
Голдин хлопал в ладоши, отбивая ритм и взмахивая руками, словно дирижёр. Он объяснил девочкам рисунок и порядок выхода, что теперь упорно отрабатывали. В зале играла мелодия, казавшаяся бесконечной, и модели уже битый час маршировали под неё на каблуках. Со стороны происходящее напоминало кордебалет, модели сохраняли синхронность и двигались, словно в причудливом танце.
Женя внимательно наблюдал сестрой и Лией. Они то и дело забывали, когда должны выходить, мешкались, раскраснелись, но старались не выбиваться из общего темпа. Он засмотрелся на золотистые локоны Адлер, её суетливую походку и усмехнулся серьёзному выражению лица.
Она была очень хороша собой, и порой Женя ловил себя на мысли, что она симпатична ему. Её звонкий смех пробуждал в нём то, что, казалось, давно уснуло где-то в глубине души, но отчего-то от гнал эти мысли подальше.
Всё же то, что он испытывал к Оле, не сравнимо с лёгкой симпатией к Лии Адлер. И пускай он чувствовал притяжение к ней, всё же осекал свои порывы. Обозначить чувства значило впустить в свою жизнь нового человека, был в этом какой-то риск. А рисковать он не любил.