Утоли моя печали - стр. 57
И был еще один путь, позволявший хоть как-нибудь приблизиться к истине: старинное надгробие, установленное на могиле старца. Бурцев еще на кладбище заметил временное различие в надписях на камне, что и подтвердил эксперт – научный сотрудник музея. Да, точенный из черного мрамора обелиск в виде часовенки был когда-то установлен на могиле рано умершего Харламова Алексея Никифоровича, но эпитафию высекли недавно, причем сделали довольно удачную попытку состарить надпись.
«Пчела, познавши Матку, вскормила Матку из пчелы» – это было слишком уж мудрено для умершего двенадцатилетнего мальчика. А вот для старца в самый раз! Если расшифровать эту загадку, можно получить представление о покойнике, обезглавленном после смерти.
Словом, оставаться в Зубцовске не имело смысла, и Бурцев выехал в Москву.
Всю дорогу в поезде, почти сутки, он мысленно повторял эпитафию и автограф гробокопателя. Эти неясные формулы зацепились друг за друга, и чем больше он думал, тем реальнее ощущал, как из-под ног уходит твердь и надо все время отступать, чтобы не свалиться в яму. Тогда он еще не понимал, к чему прикоснулся, какая бездна может разверзнуться, если открыть суть этих формул; он пока лишь чувствовал дыхание некоего единоборства, незримый смертельный поединок, происходящий между реальным и параллельным мирами.
Но чувства к делу не пришьешь, поэтому доклад о командировке в Зубцовск Фемида встретила без всякого оптимизма. Полная бесперспективность была налицо, хотя Генпрокуратуру тревожили несколько «темных» уголовных дел, где четко прослеживалась ритуальность убийств.
Фемида отвесила Бурцеву неделю сроку, чтобы завершить последние экспертизы, после чего приказала передать дело в местную прокуратуру, оставив себе лишь контрольные функции. Это значило, что руководству не выгодна высокая концентрация таинственных, необъяснимых преступлений и потому проводится обыкновенная «размывка аномалии».
И за эту неделю Сергей успел многое. Ювелирная экспертиза перстня оказалась самой легкой и неожиданной: специалисты «узнали» его буквально через несколько минут и ошарашили своими выводами. Покойный старец, обряженный в выцветшую солдатскую гимнастерку, на указательном пальце носил целое состояние, достойное Алмазного фонда. Перстень оказался редкой индийской работы семнадцатого века, и последним его хозяином, если не считать обезглавленного покойника, являлся – Бурцев вначале отказывался верить! – Александр Сергеевич Пушкин, купивший его когда-то у англичанина, приезжавшего в Россию. Эта информация относилась к сенсациям, так что пришлось у экспертов брать подписку о неразглашении.