Утёс забвения - стр. 7
Внутреннее убранство избы тоже говорило о крайней степени нищеты – дом не был разделён на отдельные клетушки-комнаты, в центре стояла печь, от неё – на верёвочках линялые домотканые занавеси, они и отделяли жилое помещение от подсобного, большую часть которого занимал длинный стол и лавки с двух сторон от него. Собственно, кроме стола, сундука и древнего громоздкого буфета в помещении мебели не водилось…
Иванка сидела за столом, сложив руки на его неровной поверхности и уронив на них голову. Разметались по столу её чёрные с проседью волосы, лунный свет серебрил белёсые пряди, игрался ими, ласкал, но женщина не замечала его.
Ровно год прошёл, как не стало её Серёжи, целый год тягостного одиночества и безрадостного вдовьего существования одинокой женщины с тремя детьми. Неоткуда ждать помощи, не на кого надеяться. Она устала, очень устала. Вспомнить, как переживали они эту зиму, как голодали весной… Эх, что же ты, Серёженька, так подвёл?
Они чужие здесь, с самого начала, как поселились в этой неказистой избе и вот уже двенадцать лет. Так и не прижились, так и не вышло своими стать. Когда был жив Серёжа, легче было, с ним хоть как-то сельчане общались, пособить не отказывались. Но не стало мужа, и травницы пришлой сторониться начали, будто беды от неё ждали. Тяжело ей лямку тянуть, ох, тяжело… а когда-то казалось, всё по плечу им, сдюжат, не пропадут. Тогда молодость бурлила в крови, горячила разум, заставляла сердца биться чаще, казалось, всё у них сладится, иначе и быть не может. Именно любовь толкнула их в путь, ведь знали же, не позволительно молодому барину с простой травницей знаться. Но Серёжа судил иначе…
Ему было четырнадцать, он бредил рыбалкой, и как ни убеждали батюшка с матушкой, что не пристало юному барину как простолюдину в лодке с удочкой сидеть, мальчик был непреклонен. Настоял, убедил, добился своего, да чуть до беды не довела его рыбная ловля.
Одного его на реку не пускали, только с приглядом – старым дядькой, служащим при доме с давних времён. А тому, старому, на бережочке бы полежать, кости на солнышке погреть, вот и случилось так, что оказался в лодке мальчик один. Почему перевернулось судёнышко – не ведомо, но оказалось, что мальчишка, свободно разговаривающий на нескольких языках, плавать не обучен, тонуть начал. И утонул бы, не окажись поблизости внучки травницы, девчонки-ровесницы. Как вытащила, да пуп не надорвала, потом и не вспомнила, но справилась, вытянула на белый речной песочек, выбила воду из лёгких. Ожил мальчишка, а она и рада, озарила красивое личико открытой улыбкой, смотрела ласково, а проворные пальцы переплетали мокрые волосы цвета воронова крыла в толстую косу.