Утерянное Евангелие. Книга 1 - стр. 26
– А обо мне… – Шаул закашлялся. – …Обо мне ты ничего не хочешь сказать?
– О тебе? – Мара еще раз посмотрела на римского дознавателя. – Ты пуст. Пуст, как амфора в месяце тишри[5]. В тебе нет любви… Есть грех, который ты несешь через всю свою жизнь.
– Уходи, – сцепив зубы, пробормотал Шаул.
– …Но безгрешных людей нет на земле, – продолжала женщина.
– Уходи, или я убью тебя!
– Пусти в свою душу любовь, искупишь грех…
– Луций! – вскричал раввин, и начальник охраны не заставил себя долго ждать, опять появившись в дверном проеме.
– Отпусти ее…
– Что-о-о? – удивленно протянул римлянин.
– Пусть идет. Она не в себе.
С этими словами иудей закрыл свои уставшие глаза и потер их пальцами, сильно сжав переносицу.
– Два дня без сна, рав Шаул, – сочувственно сказал Луций. – Тебе мерещится всякое…
– Я сказал, пусть идет… – повторил Шаул. – Еще не хватало, чтобы нас на смех подняли, что римский легион гоняется за сумасшедшими.
– Будет исполнено, – был ответ.
Они заметили, как Мара заснула, приложив непокрытую голову к известняковым камням жилища.
– Разбуди меня, если не проснусь с рассветом, – попросил Шаул, уходя в смежную комнату, служившую ему спальней.
– Вставай! – грубо на греческом языке обратился Луций к женщине и поднял ее за плечо. – Пошла!
Измученная Мара засеменила за ним, путаясь в длинном подоле и неловко задрав левую руку, которую до боли сжимал безжалостный римлянин…
В своей комнате засыпал смертельно уставший Шаул. В его ушах эхом стояли слова Мары: «В тебе нет любви… Есть грех, который ты несешь через всю свою жизнь… Пусти в свою душу любовь, искупишь грех… искупишь… искупишь… искупишь…» Молодой раввин уходил в царство Морфея под играющую где-то вдали одинокую флейту халиль.
Дикие сыновья фьордов
Глава 6
«Теплый» семейный ужин
Давно умолк восьмиструнный лангелейк, замолчали звонкие бубны, сник охотничий рог, отложил свою скрипку-хардангерфеле Уис-музыкант.
Затихли звуки саги в честь Трюггви Олафссона, 33-летнего внука конунга-объединителя Норвегии Харальда Прекрасноволосого. Длинный дом верховного правителя холодной и суровой страны – с выпуклыми стенами, около ста пятидесяти локтей длины, с конюшней на пятьдесят лошадей, стойлом для скота, жилыми помещениями и пиршественным залом – безмолвствовал.