Устинья. Возвращение - стр. 4
Любовь!
Она и такая – любовь?
Смех сменяется слезами, потом отчаянием. Кажется, эта мразь мне рубаху порвала… что ж. Гореть за измену буду, так какая теперь разница?
А, никакой.
Жаль, даже если с костра правду прокричу, Федька мне не поверит.
А еще впервые мне жаль умирать.
Мне хочется мести. Хочется убивать, хочется отплатить за боль и отчаяние… за все эти годы никогда я такого гнева не испытывала. Горе было, отчаяние, безнадежность. Гнева не было.
А сейчас он есть. Такой горячий, что мне даже больно от него. Наверное, так и от огня будет…
– Как ты?!
Тихий голос вспарывает темноту. Я подпрыгиваю на полу:
– Ты… ты кто?!
В каменном мешке напротив вздыхают.
– Я – Верея. Волхвица.
И я вспоминаю:
– Ты… да, тебя привезли дней пять назад!
– Хотели еще тогда казнить. Не успели.
Я горько смеюсь в ответ:
– Уступи место царице, Верея. За мной пойдешь… Фёдор от крови хмелеет, своего не упустит.
И получаю такой же смешок в ответ.
– Смотрю, не он один тут одурел.
– Ты про Мишку? Вот шпынь негодный…
– Любит он тебя. Без ума и без памяти любит.
Я пожимаю плечами:
– По себе мой муженек слугу подбирал. Сам дрянь – и холоп пакостливый и подлый. Разве что вороват не в меру. А уж кого он полюбит, той хоть волком вой. Любовь… тьфу! Не любовь это, желание присвоить, обладать, а коли не получится, так уничтожить. Не мое – так и ничье.
Глаза вновь привыкли к темноте, и я вижу, как Верея приближается к решетке.
– Ты молоденькая совсем…
– Да. Мне семнадцать.
– Мне уже почти сорок.
– Я знаю, Устинья Алексеевна.
Развожу руками.
– Уж прости. Моя б воля – ушла бы ты из этой камеры на волю. Может, хоть последнее желание завтра дадут? Попрошу за тебя…
Верея смотрит серьезно и жестко:
– За меня?
– Почему нет? Больше мне просить не за кого. Семьи нет, детей богиня не дала, да и к лучшему оно. От свиньи голуби не родятся…
Ненависть сидит внутри. Она горячая, она темная и болезненная. Но ненависть эта не к несчастной обреченной девчонке. Ненависть к тем, кто походя сломал мою жизнь.
Муж.
Михайла.
Отец и брат…
Могла бы – горло бы перегрызла… ненавижу, ненавижу, НЕНАВИЖУ-У-У-У-У!!! До воя, до крика, ненависть кипящей кислотой растекается по жилочкам, въедается чернотой под кожу, застилает глаза…
Верея о чем-то сосредоточенно размышляет. А потом…
– Не знала б я, Устинья Алексеевна, что ты царица, сказала б – одна из нас. Есть в тебе Матушкин огонь. Неуж не чуяла?
Я пожимаю плечами:
– Нет. Должна была?
– Может, и не могла… если только сейчас раскрылось, – бормочет девчонка. А потом… потом ее глаза вспыхивают огнями. – Скажи, матушка-царица, а отомстить тебе не хочется?