Уроки французского - стр. 11
– Пожалуйста, Эрик, тебе будет лучше уйти.
– Для кого лучше?
– Для всех.
– Точно не для меня. – Я с силой вогнал лопату в твердую землю и повторил: – Я проникся масштабом работы... – Скинул ветровку и, осмотревшись по сторонам, принял решение: – Начну с этого места. Тут с какого бока ни посмотри, всюду бурьян и трава. Вы явно не заморачивались работой!
Мои слова задели ее, и Линднер сказала:
– Мы переехали в этот дом в прошлом месяце. Просто руки еще не дошли... Вот и все.
Это меня несколько успокоило: значит, она не совсем белоручка, как я было подумал. И не то чтобы мне было до этого дело, но довести собственный сад до такого маразма... такое понять было сложно.
– Ясно, – откликнулся я и, не добавив ни слова, вывернул первый ком из земли.
Училка в своих черных маленьких туфлях постояла какое-то время, глядя, как я пытаюсь ворочать лопатой, не сильно выдавая уйму усилий, уходивших на это, и напоследок спросила:
– Значит, ты все-таки остаешься?
– Остаюсь.
– Я не смогу тебе заплатить.
Я обернулся, поглядев ей в глаза:
– О, не волнуйтесь, – с сарказмом произнес я. – Нынче не вы, а я расплачиваюсь за все: и за ложь вашего сына, и за его же брошенный камень, угодивший мне в руку. Это я даже молчу про синяк в пол-лица и ноющее колено, которыми наградил он моих же приятелей. Так что нет, я не жду ваших денег... По правде, я вообще ничего не жду для себя. Мне просто нужно сделать эту работу! – И отвернулся: – Не отвлекайте меня понапрасну.
4. 4 глава
Весна в этом году выдалась теплой, даже жаркой, учитывая, что мы, все еще по привычке тепло одетые, встретили ее, как нежданного гостя.
Эрик, работая в полную силу, возможно, тем самым избавляясь от гнева, который кипел в нем при разговоре со мной, выглядел взмыленным и уставшим. Я наблюдала за ним из окна, не в силах заняться другими делами – слишком взвинченная, чтобы на чем-то сосредоточиться. Казалось, неправильным, что МОЙ ученик копает МОЙ огород, словно раб на плантации... Если бы я наняла его, как работника, или же он предложил помощь в знак дружбы или особого расположения, но ведь нет, мне навязали его в силу провинности, за которую он должен был понести наказание. И я ощущала себя надзирателем, эксплуататоршей, воспользовавшейся своим положением...
К тому же едкий сарказм из уст Эрика неприятно меня поразил: «... Я расплачиваюсь за все: и за ложь вашего сына, и за его же брошенный камень...» Я впервые задумалась, кто из двоих – мой сын или Эрик – лгут о случившемся на автобусной остановке. И надо признать: ни один из двоих не казался лжецом. К тому же сейчас, когда улеглись все эмоции, анализируя парня, которого, пусть и поверхностно, но я все-таки знала, я понимала, что не в его это духе задирать малолеток... Хотя, как я уже и сказала, я плохо знала его, а в тихом омуте, как известно, таится разное.