Урал – быстра река - стр. 64
Чёрные, тонкие, высоко поднятые брови огибали угли глаз с синеватыми белками. Пухлые губы обнажали два ряда белых, как сахар, ровных и мелких зубов. Лицо Балкуныс не было скуластым. Ни чертами, ни бледно-розовым цветом кожи Балкуныс не походила на своих соотечественниц.
Глаза женщины умоляли казака сойти с коня и побыть в юрте, где Балкуныс, юную, цветущую, гложет непонятная истома одиночества, где она сгорает прежде, чем заснёт от какой-то непонятной страсти, приходящей к ней вслед за скрывшимся солнцем.
Балкуныс снова выругалась и продолжала тащить Мишку за ногу с коня. Мишка смотрел на неё сверху вниз, обмерял глазами с ног до головы. А невидимая иголочка покалывала где-то под ложечкой… Мишка вспомнил Галю. На сердце стало тяжело и стыдно, как будто Галя была где-то здесь и смотрела укоряюще на него. Он тронул поводья, чтобы ехать.
– Нет, Балкуныс, я поеду, мне надо ещё заехать в одно место, я опоздаю, отец ругать будет.
Балкуныс чуть не со слезами просила:
– Кулумгарейка совсем меня ругайт будет, бить будет, если не пойдошь на гостя. Скажит: «Мишка приезжал, а ты ничего не давал, шай не давал, махан-мясо не давал, што потом будет?»
Мишка знал обычай киргизов. Действительно, если не зайти в юрту, то Кулумгарей изобьёт свою жену, а с ним год не будет разговаривать.
Он спрыгнул с коня. Собаки, как окаменелые, лежали, не шевелились, наблюдая исподлобья. Балкуныс опрометью побежала в юрту. Мишка вошёл вслед за Балкуныс. Его обдало непривычным запахом копоти с перепрелым чёрным чаем.
Балкуныс постлала на пол кошму, положила на её край подушки, предварительно их разбив.
– Садыс, Мишка. Я шай таскаем. Ах, так-перетак, зачем гармонь не таскал? – Мишка смеялся, мерил её взглядом.
Принесённый с очага чай Балкуныс стала разливать против Мишки, сев на корточки, подол платья убрала до пояса, нисколько не смущаясь, – чтобы не мешал. Мишка отвернулся и рассмеялся. Туземка спросила о причине смеха. Он ответил:
– Вот Кулумгарей узнает, что я был у тебя в гостях, тебя и меня побьёт.
Балкуныс по-мужски свистнула:
– Ха, шорт, собака. Если ты на меня ночь будэшь спайт, и то Кулумгарей сапсем не ругайт. Яй буга, не ругайт, – сверкнув чёрными глазами, с детской улыбкой сказала Балкуныс.
Мишка смущённо замолчал, не отвечая.
Через несколько минут Мишка встал и начал собираться, прощаясь с хозяйкой.
Балкуныс провожала гостя и гладила ему руку и плечо. Около коня сказала:
– Мишка, не надо уезжай, сиди на кибитка, а я буду махан варить.
Мишка отказался, он спешил. Глаза Балкуныс то возбуждённо горели, то выражали страдание.