Урал – быстра река - стр. 63
2
После выздоровления прошёл ещё месяц, и Мишка полностью пришёл в себя. На полях уже пахали, готовили зябь. Наступала осень.
Однажды, катаясь верхом по своим степям, Мишка въехал на высокую гору, с которой далеко открывались киргизские степи, усеянные пасущимся скотом. Группами и в одиночку виднелись разбросанные юрты. Мишка знал, где расположена юрта знакомого киргиза Кулумгарея, до неё было вёрст пять.
Не раздумывая долго, Мишка в карьер поскакал под гору, направляясь к Бердянке, чтобы переехать на киргизскую сторону.
Через полчаса он подъезжал к юрте Кулумгарея. Две огромные собаки выскочили откуда-то и с диким лаем понеслись Мишке навстречу. Около юрты, встревоженные шумом, соскочили два телёнка, привязанные за верёвочки и в недоумении потягивались. Собаки стали прыгать на коня, хватать за губы.
Из юрты вышла жена Кулумгарея, молодая, полнолицая, черноглазая киргизка. На ней было широкое с массой оборок белое с цветами платье и разноцветные башмачки, на голове громадный белый платок, покрывавший голову не углом вдвое, а квадратом в одну рядь, край платка зашпилен под подбородком. И платок, и платье засинены настолько густо синькой-ультрамарином, что их цвет из белого превратился в цвет неба. Весь наряд был безукоризненно чистый.
Поверх платья надет расшитый позументами цветной бархатный, очень короткий жилет с массой серебряных монет на груди. Ниже платья, до ступней, ноги закрывали широкие ситцевые шальвары.
Выбежавшая женщина, которую Мишка хорошо знал, закричала на собак: «Кэт, кэт», – и грубо выругалась по-русски.
Мишка рассмеялся, расхохоталась и киргизка, показав красивые зубы. Собаки виновато склонили головы, облизываясь и ворча, разошлись в разные стороны.
– Ай, Мишка, здрастуй! А Кулумгарейка дома нет, – закричала она. – Зачем гармонь не тащил? Так-перетак, – ругалась красавица.
– А где же он? – спросил Мишка.
– На гостя пошёл. Шорт, собака, совсем далеко пошёл. Неделя, два, тогда придот. Шорт с ним, айда кибитка…
Мишка не сходил с коня, думал: «Куда же мне теперь поехать? Кулумгарейки нет, поговорить не с кем».
Тем временем хозяйка кибитки уже вырвала повод коня и тащила Мишку с седла за брюки, захватив их с телом.
– Ай, пожалуйста, Мишка, айда кибитка. Кулумгарейка узнает: ты не пошёл кибитка, бить меня будет, скажит, звать не умела, – пересыпая слова матерщиной, старалась блеснуть знанием русских слов Балкуныс.
Ветер рванул на голове туземки платок и перекинул через голову, обнажив шею. Будто из чёрного шёлка, эластичные кольца волос украшали смуглую шею Балкуныс. Две огромные косы, как две тройки переплётшихся чёрных змей, зигзагами извивались по спине, заканчиваясь ниже пояса. А там рисовались полные ноги, обтянутые тонким ситцем, прижатым к телу ветром. Балкуныс забросила платок через голову, подняла лицо, пожирала Мишку глазами.