Улыбка химеры - стр. 38
Было два часа ночи. В «Красном маке», кроме Салютова и Китаева, находилась лишь дежурная смена охраны да шофер Равиль, приехавший за хозяином и скучавший в вестибюле. Тихое, пустое, мертвое казино выглядело очень непривычно. В оные дни с десяти вечера до двух ночи в Большом зале шла самая игра. А к трем утра у столов оставались лишь так называемые игроголики, которых точно магнитом притягивало к зеленому сукну.
Салютов сидел все в том же зале, за все тем же сервированным, но так и не тронутым поминальным столом. Пил коньяк, пил черный кофе, жевал лимон. Вообще, он редко пил в последние пять лет. В отличие от своего старшего, ныне покойного, сына Игоря, он знал меру в употреблении спиртного. Никогда ни в чем не любил излишеств, потому что от них попахивало дешевым выпендрежем, больной печенью, утренним смрадом изо рта и ночными кошмарами.
Но в последние два месяца прежние привычки умирали. Жизнь заставляла привыкать к иному.
Китаев, взъерошенный, злой и усталый после отъезда опергруппы, тоже поднялся в зал, к столу. Вид у него был такой, словно его крутили и выжимали в стиральной машине.
– Ну и сука этот Сокольников, ну сука… Я ему, Валерий Викторович, объясняю… А он… И где только сук таких откапывают? Это ж просто курсы надо какие-то кончать – самому ни в жизнь такому гадству не выучиться! – Он плюхнулся на стул, выбрал самый большой бокал для вина и налил себе коньяка. Выпил. Вздохнул точно кит, выброшенный на берег. И потом сообщил: – Этот майор Колосов пленки у меня забрал.
Салютов кивнул.
– Все, кроме этой, – Китаев выложил на стол кассету видеозаписи. – Эту я не отдал. Подменил. Дал ему другую, позавчерашнюю.
Салютов взял кассету.
– Посмотрите ее сами, Валерий Викторович. Это с камеры в Большом зале. Я, как только этого Майского задержал в вестибюле, прошел на пульт и прокрутил всю запись.
– Что ты мне хочешь сказать, Глеб? – тихо спросил Салютов.
– А то, что дело нечисто у нас, в нашем датском королевстве, Валерий Викторович, – Китаев посмотрел коньяк в бокале на свет, – Майский, хоть у него и пушка переделанная, тут ни при чем.
– Почему?
– А он не спускался вниз, в вестибюль. Ни разу. Там все на пленке, – Китаев поставил бокал. – Я докладывал: Жанна меня в зал вызвала. Там шухер был небольшой, клиент проигрался, начал деньги у партнера стрелять. Клиент – мальчик зеленый, Жанне показалось, что он где-то уже успел нюхнуть-уколоться. Она его узнала, это сын… – Китаев с особым ударением произнес фамилию отца-политика, депутата, лидера партии и движения. – Этот парень… Ну, он самый и есть – сынок. И глаза, как у мороженого судака. Он деньги дважды занимал и каждый раз все проигрывал.