Улыбка 45-го калибра - стр. 34
У каждого из нас случаются тяжелые моменты, за светлой полосой наступает темная. Многие люди переносят неприятности, сцепив зубы, хорошо зная, что тьма сгущается перед рассветом, а после бури всегда выглядывает солнце. Но Амалия пала духом.
– Вот, – говорила она сама себе, – мамочка-то права была. Ушло яичко, и пришло горе.
Ничто не могло ее убедить, что яйцо тут ни при чем.
Шли годы, рана не заживала. Подошла старость, потом дряхлость, и больше всего Амалии хотелось подержать в руках яичко, пересчитать хорошо знакомые камушки на верхушке: одиннадцать изумрудиков и один сапфир.
Представьте себе ее волнение, когда, читая газету «Улет», Амалия увидела сообщение о том, что некая особа украла яйцо Фаберже у профессора Юрия Анатольевича Рыкова. Хотя госпоже Корф и исполнилось много лет, ум у нее светлый, поэтому она мигом сообразила, как поступить. Набрала номер редакции и спросила телефон Даши Васильевой, воровки…
– И вам запросто его сообщили? – пришла я в изумление.
– Нет, не совсем, – замялась старуха, – пришлось к ним съездить, там такой мальчик сидит, рыженький…
Она вздохнула, я тоже. Все понятно, «госпожа Резвая» – большой охотник до пиастров. Интересно, сколько он стребовал с Амалии Густавовны?
И вот теперь старуха смотрит на меня с детской надеждой и предлагает:
– Вам, наверное, деньги нужны, душенька. Отдайте яичко, возьмите кофейный сервиз. Тоже «Фаберже», к тому же в нем килограмма три серебра, выгодный обмен.
– У меня нет яйца, – покачала я головой.
– Ладно, – покладисто кивнула мне бабуся, – хорошо, вижу, сервизик не по душе. Тогда возьмите вон ту картину. Это Репин, подлинный, документ есть из Третьяковки, подтверждающий это. Снимайте и уносите, только яичко отдайте, милая, дорогая, пожалуйста. Русские художники сейчас очень в цене, я могу газеты показать. Так как?
– У меня его нет, – устало повторила я.
Внезапно глаза хозяйки, чуть выцветшие и какие-то по-детски беззащитные, налились слезами.
– Ангел мой, – прошептала она, – берите и сервиз, и картину, очень уж хочется перед смертью яичко в руках подержать.
Тут меня охватила огромная жалость. Я положила руку на ее сухонькую, морщинистую лапку и твердо заявила:
– Дорогая Амалия Густавовна, клянусь своим здоровьем, не брала ничего у Рыкова.
Крохотные блестящие капельки побежали по щекам Корф.
– Я вам верю, – прошептала она. – Какая жалость, с вами можно было бы договориться. Но кто же тогда унес яичко, а? Где мне его теперь искать?
– Амалия Густавовна, обещаю, что стану сама искать вашу реликвию. Обязательно обнаружу вора, отниму у него яйцо и принесу вам, – торжественно пообещала я.