Ultraгрин: Маленькие повести для мобильных телефонов - стр. 24
Сергеев еще постоял немного и пошел. Он шел и плакал, не закрывая лица, не прятался в подворотнях. Просто взрослый дядька шел по главной улице и рыдал, как воин после сражения, в котором все, кроме него, погибли.
Он зашел в кафе, вытер слезы и грубо, резко и очень быстро напился.
Почему-то вспомнился Новый год, когда он с дочкой пошел на елку в институт, где он тогда работал.
Девочка в тот день сама проснулась рано, залезла к Сергееву в постель с бантиками и расческой, и он стал медленно расчесывать кудри своей принцессе. Длинная коса – дело долгое, но они не торопились.
Он потихоньку перебирал пряди и рассказывал сказку без начала и конца о девочке, которая попадала в разные истории на воде, на земле и в небе.
Никакого смысла в этой сказке не было, никакой познавательности тоже, просто милая белиберда двух любящих сердец. Она ничего не уточняла, не требовала объяснить, почему принцесса потеряла обе туфельки, но все равно попала на бал и никуда не уехала в полночь, а просто стала жить во дворце королевой на все времена.
Когда коса была готова, он достал новое платье, которое выиграл в лотерею перед Новым годом, уступив шубу начальнику отдела и отдав свою очередь на зимние сапоги сотруднице из соседнего сектора. Платье было вязаное, с пуговичками, оранжевое, как апельсин, и лежало в красивой коробке.
Оно стоило довольно дорого, тогда жена даже бурчала, что это баловство, ребенок растет, и на следующий год оно будет мало.
Сергеев не слушал – он сам до шестнадцати лет носил все после старшего брата перелицованное и перешитое. Ему было тогда все равно. Теперь стало принципиально. Платье до пола было надето на ребенка, и советский ребенок стал импортной принцессой.
Потом они завтракали. Принцесса платья не снимала, ела кашу аккуратно, не уронила на себя ничего, потом пила чай и нервничала, торопилась на елку, потом долго не хотела идти в туалет, боялась, что платье снимут, но Сергеев помог ей, и они вышли из дома.
Платье торчало из-под шубы, но засунуть его в шерстяные рейтузы девочка не давала.
На трамвае до Дома офицеров, где была институтская елка, ехали долго, наконец добрались, вошли, паркет сиял и так пах мастикой, что Сергеев сразу вспомнил армию: он часто пидорасил такой паркет в Ленинской комнате, где стояли всего два предмета – телевизор и Ленин. Они оба показывали дорогу: Ленин молча, а телевизор орал об этом за двоих.
Его отвлекли от воспоминаний – кто-то дергал его за руку, маленькая рука подала ему балетки, и он, став на корточки, надел их принцессе, расправил косу, и они пошли в зал. Неуклюжие солдаты в костюмах зайца и волка встречали детей. Заяц был грозный, а волк, наоборот, нестрашный, даже жалкий. Сергеев все понял: заяц был старослужащим, а волк спал на ходу – видимо, молодой воин, только из суточного наряда по кухне.