Ульмигания - стр. 29

– Дилинг! – позвал он.

Тот не откликнулся.

Тороп повернул лошадь за Дилингом. Догнал и схватил за плечо:

– Ты куда?

Тот не остановился и не ответил.

– Ну, мне это надоело, – сказал Тороп, и, не выпуская его плеча, другой рукой ребром ладони ударил Дилинга сбоку по шее. Дилинг обмяк, но Тороп его придержал, не давая упасть с лошади.

– Милдена, – позвал он. – Привяжи его чем-нибудь, а то еще свалится.

Пока Милдена привязывала Дилинга, Тороп обратил внимание на странный тягучий звук, послышавшийся со стороны залива. Потом понял, что это женский голос, выводивший очень высоко и чисто какую-то тихую грустную песню. Язык, на котором пела женщина, был незнакомым, но мелодия навевала воспоминания о несбыточных снах и желаниях. От нее сосало под ложечкой и остро хотелось подойти ближе к той, что пела, заглянуть в ее глубокие теплые глаза…

Острая резкая боль полоснула Торопа по щекам, заставив его вскрикнуть и схватить то, что эту боль принесло. Это были руки Милдены. Увидев, что Тороп стал поддаваться зову амсмари, в отчаянии она вцепилась ему в лицо ногтями.

– Что это было? – спросил Тороп.

– Поехали отсюда, – сказала Милдена. – Поехали быстрее, Тороп!

– Да, поехали. Что-то неладно здесь…

Песня еще была слышна и походила на плачь. Тороп перекрестился и пришпорил коня. Вскоре Дилинга растрясло, он очнулся и, обнаружив на себе веревки, стал ругаться. Милдена развязала его.

Вождь куров косы – Карвейт, оказался действительно очень высоким. Может, это было бы и не так заметно в другом народе, но среди малорослых и щуплых соплеменников он казался скалой. Сходство с каменной глыбой придавало ему и массивное грубое телосложение. Круглая турья голова по-бычьи без шеи сидела на квадратном туловище, утопая неровно заросшим подбородком в плохо оформленной груде мышц.

Несмотря на устрашающие размеры и сонное простодушие маленьких глаз, Карвейт обладал острым умом. В сочетании с невероятной физической силой, это помогло ему стать единоличным хозяином косы. Конечно, он вынужден был подчиняться указам Кривы, но к своим колдунам относился с презрением. Легко менял богов и идолов, и был счастлив оттого, что пруссы, не признавая в курах равных себе, не требовали от них и строгого подчинения собственным уставам.

Сейчас Карвейт заставил весь свой народец молиться большой развесистой липе, под сенью которой, как он считал, обитала богиня Лайма30. У Карвейта было две жены, но, ни одна еще так и не родила ему ребенка. А какой-то старик, странным образом появившийся весной в деревне вождя, напророчил Карвейту, что через год усердных молитв богине красоты у него будет прибавление в семействе. Карвейт тут же объявил Лайму главным божеством куров и стал носить к липе жертвы. За этим занятием вождя и застал Дилинг.