Улей. Семья Паскуаля Дуарте - стр. 34
Пабло Алонсо поднимает голову.
– «Манхаттан».
– Шотландского виски нет, сеньор.
– Скажи там, за стойкой, что для меня.
– Слушаюсь.
Пабло снова берет девушку за руку.
– Так вот, Лаурита, я уже тебе говорил – парень он замечательный, лучшего трудно встретить. А посмотришь на него – жалость берет, бедняк бедняком, одну грязную сорочку месяц носит, из ботинок пальцы торчат.
– Бедный мальчик! И он ничего не делает?
– Ничего. Ходит все, думает, размышляет, но в общем-то ничего не делает. А жаль, умнейшая голова.
– Спать у него есть где?
– Да, он спит у меня.
– У тебя?
– Да, я сказал, чтобы ему в гардеробной поставили кровать, там он спит. По крайней мере дождь не поливает и тепло.
Девушка хорошо знает, что такое нужда, она пристально смотрит в глаза Пабло. Сердце у нее очень чувствительное.
– Какой ты добрый, Пабло!
– Да нет, дурочка, просто это мой старый друг, друг еще с довоенных лет. Теперь у него трудная пора, но, по правде сказать, ему никогда особенно хорошо не жилось.
– А он ученый?
Пабло смеется.
– Да, малышка, ученый. Ну ладно, поговорим о чем-нибудь другом.
И Лаурита снова заводит песенку, что началась две недели назад.
– Ты меня очень любишь?
– Очень.
– Больше, чем всех?
– Больше, чем всех.
– Ты меня всегда будешь любить?
– Всегда.
– И никогда не покинешь?
– Никогда.
– Даже если я буду ходить такая грязная, как твой друг?
– Не говори глупостей.
Официант, наклонившись и ставя поднос на столик, улыбается.
– Осталось еще немного «Уайт лэбел», сеньор.
– Вот видишь!
Мальчику, певшему фламенко, какая-то пьяная шлюха дала пинка. Реакция прохожих ограничилась пуританским осуждением:
– Черт, уже спозаранку наклюкалась! Что же она потом будет делать?
Мальчик не упал на землю, он ткнулся лицом в стену. Выкрикнул вдогонку пьяной несколько теплых слов, пощупал лицо и пошел себе дальше. У дверей следующего кабачка он снова запел:
Как-то раз один портняжка из сукна штаны кроил, увидал то цыганенок, что креветки разносил.
Вы, сеньор портной, скроите мне в обтяжечку штаны, чтоб, когда пойду я к мессе, все глазели барчуки.
Лицо мальчика напоминает мордочку домашней собачонки, грязной, алчной домашней собачонки – но лицо человека. Он еще слишком мал, чтобы горе изрезало его лицо морщинами цинизма или покорности, на лице у него выражение великолепной невинной глупости, выражение, в котором нет и намека на то, что он что-то понимает в происходящем вокруг. Все вокруг – чудо для цыганенка, который чудом родился, чудом кормится, чудом живет, и если способен еще петь, так это тоже истинное чудо.
За днем следует ночь, за ночью следует день. В году четыре сезона: весна, лето, осень, зима. Есть истины, которые чувствуешь нутром, как голод или желание помочиться.