Укрощение красного коня - стр. 27
– Лошадь, стало быть, – глядя себе в кружку, пробормотал Кольцов. Потом махнул недопитой кружкой куда-то в сторону, постучал по ней пальцем и поднял палец вверх, мол, еще одну.
– Пряник ничем не болел, – начал Зайцев. Он не знал, так ли это было на самом деле. И в то же время знал: если бы Пряник был поражен воспалением или бронхитом, да еще запущенным, ветеринар увидел бы это на вскрытии.
– А тебе не все равно? – неприветливо бросил Кольцов. Но ждал ответа. Зайцев дунул на пену, спокойно ответил:
– Мне не все равно.
Тот кивнул, хмыкнул, опять опустил губы в пиво. Подошла баба и стукнула полную кружку им на столик. Кольцов вынырнул, кинул в рот горох, пожевал.
– Тебе сколько лет?
Зайцев молча встретил его взгляд.
– Молодой, – ответил за него Кольцов. – Не воевал, стало быть.
– В меня как-то больше постреливали и ножичками тыкали уже в мирное время. Свои, советские граждане.
– М-м. – Кольцов уже вставил в рот папиросу. Чиркнул, поднес к лицу огонек в горсти. Оранжевые блики на миг мигнули в глазах.
– Западный фронт? – спросил Зайцев. Он вдруг все понял. Сложил и возраст, и опыт, и недоверчивость. Бывший военный ветеринар! Царские погоны. Вот отчего Кольцов не спешил приоткрывать свою железную дверцу. Привлекать внимание органов к своей персоне – а значит, и прошлому – ему, забившемуся от советской действительности в солнечной тиши Ветеринарного института, совсем не улыбалось.
– М-м.
Идти теперь следовало только прямо – и до конца.
– Вы, товарищ Кольцов, зря волком на меня глядите. Никакой вы даже не свидетель. Да и я не на службе. И разговорчики наши – в пользу бедных. Исключительно чтобы мое, так сказать, невежество в ветеринарном вопросе прикрыть вашими исключительными знаниями. Дальше я своими силами.
– М-м.
– У меня тоже есть слово чести.
Рысьи баки иронически вздрогнули:
– Слово агента?
Зайцев пропустил издевку мимо ушей.
– И я вам его даю.
Кольцов по виду никак не отреагировал. Выпустил сизое облако. Но вдруг стряхнул вместе с пеплом:
– Браиловичи.
Дверца железного шкафа приоткрылась.
– Не совсем Браиловичи, – наклонив голову, снова заговорил он, – деревенька какая-то. Не важно. Застряли мы там очень крепко: ни мы, 8-й гренадерский Московский гренадерский, вперед, ни немцы назад. Стояли, значит. Дай бог памяти: осень была, а какой год? Шестнадцатый? Позже? Пятнадцать лет всего тому назад, а памяти никакой…
Взгляд его рассеялся. Пьяное балаканье и гвалт в жаркой тесноте пивной больше не доходили до его сознания. Он смотрел назад – на подпоручика Кольцова, ветеринара 8-го гренадерского Московского полка.