Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - стр. 52

Гитлер получил норвежскую и шведскую руду, но этот трофей ему дорого обошелся; в течение следующих четырех лет более 160 тысяч солдат из его лучших войск оставались в Норвегии в ожидании возвращения англичан. Не считая расстрелов норвежских патриотов и упорных поисков британских коммандос, более двенадцати первоклассных дивизий вермахта пропустили войну. Черчилль, в свою очередь, был одержим идеей возвращения в Норвегию и в течение следующих четырех лет сводил с ума своих военачальников тем, что сэр Алан Брук назвал «его безумными норвежскими планами». Гитлер, получается, разгадал планы Черчилля[144].

Черчилль, хорошо понимая, что критика в его адрес основывается на его прежних сомнительных стратегических решениях и дурной славе, которую он завоевал переходом из одной партии в другую, был озабочен урегулированием отношений с палатой общин и предпринял серьезные шаги в этом направлении. Он пригласил Чемберлена в свое правительство в качестве лорда – президента Совета и лидера Консервативной партии и отправил ему записку: «Никаких изменений в палатах в течение месяца». Начиная с 13 мая, своего третьего дня в должности премьер-министра, Черчилль начинал работать в «номере 10» во второй половине дня, но в первые недели после назначения он проводил большую часть времени в Адмиралтейском доме[145], используя гостиную, в которой стояла мебель, украшенная резными изображениями дельфинов (он называл ее «рыбной комнатой»), для заседаний кабинета.

Он едва ли мог игнорировать проблемы, которые на протяжении семи лет являлись причиной разногласий между ним и миротворцами, но спокойно упоминал о них, даже с легкой иронией. Представляя одного миротворца жене, он с улыбкой сказал: «О да, моя дорогая, у него есть медаль с мюнхенским баром». Он был бы рад больше не видеть своего министра иностранных дел и главного миротворца лорда Галифакса, но пока оставил его в министерстве иностранных дел. Черчилль попал в затруднительное положение: те, кто поддерживали его в трудные годы, теперь хотели, чтобы он вышвырнул всю «старую гвардию», но у него было на этот счет собственное мнение. «Если мы затеем ссору между прошлым и настоящим, то поймем, что потеряли будущее», – сказал он, а позже добавил: «Никто не имеет больше прав, чем я, предавать прошлое забвению. Вот почему я боролся с этими вредными тенденциями»[146].

В формировании кабинета решающую роль играла политика. Черчиллю требовалось сформировать правительство из представителей всех партий, и он был ограничен временем. К 13 мая были сделаны назначения на большинство ключевых постов. Клемент Эттли (лорд-хранитель печати), Артур Гринвуд (министр без портфеля) и Эрнест Бевин (министр труда) были членами Лейбористской партии. Включение Бевина в состав кабинета свидетельствовало об истинном характере коалиции; его мать была прислугой, отец – неизвестен, в прошлом сам он был водителем грузовика и, уж конечно, не входил в окружение Черчилля. От либералов вошел сэр Арчибальд Синклер, давний друг Черчилля, заместитель командира батальона, когда им командовал Черчилль; он получил должность министра авиации. Из лагеря Черчилля сэр Джон Андерсон, назначенец Чемберлена, остался министром внутренних дел. Лео Эмери, старый товарищ Черчилля по Харроу (и временами его критик), один из руководителей консервативной группы, наиболее резко критиковавшей деятельность правительства Чемберлена, стал Государственным секретарем по делам Индии. Энтони Иден возглавил военное министерство. Только одно назначение вызвало возражение. Проблема не относилась к разряду политических. Черчилль хотел назначить лорда Бивербрука министром авиационной промышленности. Король был против. Это и понятно: Бивербрук был весьма неоднозначной фигурой, нежелательной по разным причинам. Но Черчилль нуждался в большом количестве самолетов и понимал, что никто лучше Бивербрука не решит эту задачу. Бивербрук, сказал он Джоку Колвиллу, «на двадцать пять процентов бандит, на пятнадцать процентов обманщик, а остаток – сочетание гениальности и истинной сердечной доброты»