Убийство номер двадцать - стр. 27
Калитка тоже незаперта. На участке нет автоматически зажигающихся охранных фонарей, способных обескуражить меня своим внезапным свечением. Я медленно иду по ее лужайке.
Заглядываю к ней на кухню. Оставшаяся от ужина пустая тарелка сдвинута в сторону. Бутылка красного ждет второго бокала. Я не могу заглянуть в гостиную, где она сидит, но хорошо представляю, как от нее пахнет, какова она будет на ощупь. Мягкость ее кожи, сладость ее духов…
И сколько времени ей потребуется, чтобы умереть.
Кладу пальцы на ручку задней двери. Медленно нажимаю вниз – та поддается. Это еще один знак. Что она – это то, что надо.
Открываю дверь и прислушиваюсь – она смеется над чем-то увиденным по телевизору.
Я чувствую свое всемогущество. Свою силу. Переступаю через порог.
Захожу в кухню и закрываю за собой дверь. Осторожно продвигаюсь по темному коридору. Уже останавливаюсь у двери в гостиную, но тут слышу какой-то шум. К дому подъехала машина – ее мужчина. Представляю, как она с улыбкой поднимает на него взгляд. Приветствует его поцелуем и объятиями. Восторженный прием, которому я завидую каждой клеточкой своей души.
Поворачиваюсь, не желая отказываться от задуманного, и поднимаюсь по лестнице. Направляюсь к открытой двери.
Это спальня. Кровать застелена, и я смотрю на тумбочки по обеим сторонам от нее. На одной – две книги в мягкой обложке: исторические романы. Пара очков и ингалятор. На другой – еще одна мятая книжка карманного формата, корешок продран, розовая обложка. Это ее.
Подхожу к ее половине кровати и беру подушку. Подношу ее к лицу и глубоко вдыхаю. Теперь уже я точно знаю, что она – это то, что надо. Ее жизнь – эта прекрасная жизнь, которую она ведет, – заставляет меня сгорать от зависти. Я хочу всего того, что есть у нее. Любви. Душевного спокойствия. Семейного счастья. Я хочу этого.
И я все это получу.
Под подушкой лежит коротенькая женская маечка. Тонкая, кружевная. Нежная. Растираю мягкую ткань между пальцами, представляя, что это ее кожа. Совершенная, незапятнанная.
В кармане у меня нож. Простой перочинный нож, но длинный и острый. Легко прячется, быстро извлекается и пускается в ход. Я знаю, что на нем есть кровь и других. Тех, кто показал себя недостойными. Но я знаю, что она не такая. Когда придет время, я сделаю ее последней. Именно так, как она и заслуживает.
Приставляю кончик лезвия к легкой ткани маечки – он легко прокалывает ее. Осторожно проталкиваю его дальше. Чувствую, как она рвется, и представляю себе, что это ее кожа, ее плоть. Провожу ножом вниз, и волнующее чувство предвкушения сдавливает мне горло. Это вожделение, но не грязного плотского сорта. Это нечто гораздо более фундаментальное. Это потребность, таящаяся где-то в самой глубине моей души. Опускаю нож до конца, думая о разорванной коже, о текущей крови.