Убийства в Полянске - стр. 30

– Чай – это хорошо, но не выпить ли нам чего-нибудь покрепче, а, лейтенант? – с лукавым задором спросил следователь.

Нечего и говорить, что на другой день в деревне только и судачили об убийстве. Высказывались самые нелепые предположения, вплоть до того, что Тишкина сошла с ума и сама себя придушила. Эту мысль толкнул Дудкин. На вопрос Цепкиной, отчего Тишкина могла сойти с ума за несколько часов, музыкант лишь развел руками.

– А я почем знаю, – сказал он. – Но зато это объясняет, как «Орленок» попал к крашеной. Если бы была в своем уме, то сидела бы дома. – И с этими словами в упоении от своего объяснения он с важным видом взглянул на Цепкину.

– Дураком ты был, дураком и останешься, – отрезала Пелагея Егоровна и прошла мимо.

Михаил Антонович Симагин был абсолютно убежден, что смерть Тишкиной – дело рук Женщины в белом.

– Помяните мое слово, – говорил он всем, кого встречал, – Шельма зря болтать не станет. Уже не раз по ее словам выходило и как быстро на этот раз сбылось.

– Да, – покачал головой Фёдоров, – Люба вот мне не верит, а я-то знаю, что Шельма не соврет. Надо и следователю об этом сказать, хотя он вряд ли поверит.

– А следователь вроде ничего, человек хороший, – сказал Симагин.

– Все они хорошие до поры до времени, – проворчал Фёдоров. – Тут, когда кража была, приезжал один, в очках и портрет интеллигентный, а что толку-то, потоптался день-два и уехал ни с чем. Вот она, наша милиция!

Симагин согласно кивнул и предложил Фёдорову папиросу. Глубоко затянувшись, Фёдоров сказал:

– Если он меня вызовет, я ему вот что скажу: «Езжай домой, мил человек. Дело это дьявольское, не твоего ума».

– Так он и поедет, как же, – протянул Симагин.

– Если умный, то поедет.

– Почему это?

– Умные стариков слушают, а мы, старики, кое-что понимаем.

– Да, это верно, – подтвердил Симагин и сказал: – А что, Николай, заглянем к тебе, пока не вызвали.

– Дельная мысль, – согласился Фёдоров, – а то ты давно к нам уже носа не кажешь.

И друзья отправились к Фёдорову.

К Анне Петровне Дочкиной, жившей через дом от Тишкиной, весь вечер и все следующее утро приставали с расспросами, не видела ли она чего или не слышала. Дочкину, которая всегда чуралась всяких сплетен и кривотолков, безумно это раздражало.

– Ну не знаю я, ничего не слышала и не видела, – уже в пятый раз устало говорила она Ленке, самой упорной из всех. – Сколько раз можно повторять?

– Вот были бы вы чуточку любопытнее, глядишь, и заметили бы что. Ведь Алену-то рядом с вами убили.

– Что делать, такая уж я уродилась, – нетерпеливо ответила Дочкина, не зная, как отвязаться от надоедливой сплетницы.