Убить Герострата - стр. 50
Все это как-то неприятно напоминало историю с Мишкой, когда он пришел ко мне в Верхний тупик за согласием на развод. Правда, того отвращения я к себе не испытывала, но и счастливой, как Скарлетт О’Хара после безумной ночи с Реттом Батлером, тоже себя не чувствовала. Какое-то тоскливое пасмурное ощущение...
Полежав еще минут пять, я осторожно, чтобы не разбудить Андрея, выползла из-под одеяла и накинула на плечи вместо халата его рубашку. Во всех фильмах героиня, проведя ночь или просто какое-то время с мужчиной, непременно влезает в его рубашку и сверкает из-под нее голой задницей. Может, это просто печать собственности: теперь ты мой? Я бы предпочла благоухающей потом и табачным дымом рубашке хотя бы полотенце, но те розовые махровые клочки, которые предлагались в этом небогоугодном заведении, годились разве что на подтирку для одного места.
Впрочем, я сообразила это поздно - когда уже залезла в душ. Вытираться было нечем, вылезать - слишком холодно, поэтому я так и оставалась под горячими струями, пока в «ванную» не просунулась заросшая золотистой двухдневной щетиной физиономия Герострата.
- Спинку потереть? - спросил он как-то слишком бодро.
Утренний сиквел в душе?! Только не это!
Однако Герострат, оказывается, и не думал покушаться на мою невинность, он очень мило и заботливо принес мне простыню с кровати.
- На, вытирайся! Потом повесим на балкон, к вечеру высохнет.
Кое-как замотавшись в нее на манер то ли привидения, то ли римского патриция, я почистила зубы и выплыла в комнату. Корнилов раскладывал прямо на кровати, едва прикрыв ее покрывалом, остатки вчерашнего пиршества.
- Оденься, замерзнешь, - пробурчал он, запихивая в рот последний кусок копченый колбасы, на который я только-только нацелилась.
Скрипнув зубами, я стащила с себя мокрую простыню. Герострат прищурился и критически осмотрел меня с ног до головы, примерно так же, как вчера Вантуз.
- А ты поправилась, - сказал он так, словно я набрала за три года не два килограмма, а все двадцать два.
- Ты тоже, - не осталась в долгу я. - Животик вон, прямо трудовая мозоль. Да и щеки со спины видно. Не трясутся, когда ходишь?
Это было уже преувеличением, но он задел меня за живое. Мой вес - то, что я больше всего не люблю обсуждать. Можно сказать, моя ахиллесова пята. Но никак не Геростратова.
- Все, что выше пояса - это грудь. У мужчины, разумеется, - уточнил он, запивая соком уже третий круассан.
***
Вечером Корнилов снова ненадолго уехал, отправив меня - куда? Разумеется, в продуктовый магазин. Когда я вернулась, дверь в номер оказалась открытой, кругленькая, как колобок, бабушка в голубом фартучке пылесосила палас, что-то негромко напевая. Увидев меня, она удивленно вскинула брови и горестно вздохнула: