Убить Герострата - стр. 49
Ничего себе кликуха - Вантуз! Или это фамилия такая - Вантузов? Да нет, не может быть, у таких фамилий нет, только клички.
- А клиент где? - поинтересовался Вантуз, сосредоточенно ковыряя пальцем в ухе.
- Какой клиент? - опомнилась я. - Извините за пошлость, но это не то, что вы думаете.
- Не понял! - нахмурился Вантуз и повернулся к портье Вене. - Ты же сказал, ее Морковка привела.
- Так это она сказала: мол, Марина...
- Ну да! - важно подтвердила я. - Марина сказала, сюда можно приехать с другом, и никто не будет совать нос и спрашивать документы. А что, у приличной женщины не может случиться маленького приключения? А этот сразу: «Ты чья? Так нельзя». Нет, больше в жизни сюда не приду! Лучше в Дом колхозника.
- Там советами замучают, - золотозубо улыбнулся Вантуз. - Ладно, трахайтесь, не будем мешать. Извините за вторжение. Разберемся. А где все-таки... друг?
- Вышел. Ненадолго. Скоро вернется.
- Но если надумаешь, то всегда буду рад. Ты вон какая миленькая. И попка есть, и бюст... на родине героя. И ножки... - он придирчиво оглядел меня, как корову на ярмарке. - Не от ушей, конечно, но хоть не кривые. Ну что, подумаешь? С каждого стольника пятьдесят твои. Не считая платы за комнату.
Я послушно кивнула. Процесс вербовки в постельную армию мне представлялся как-то иначе. Может, у них с кадрами напряженка?
- Ну вот и отлично. Звать-то тебя как, дорогуша?
- Виолетта, - брякнула я.
- Ага, - поцокал Вантуз. - Виолетта из туалета. Сойдет.
Дверь за ним захлопнулась, и я в прострации рухнула на кровать, уже не думая о том, кто и что делал на ней раньше.
Смотри-ка, добрый какой сутенер. Может, и правда, послать Корнилова подальше вместе с его поганым миллионом и повкалывать на Вантуза?
И придет же такая пакость в голову, прости господи!
***
На следующее утро я проснулась поздно. Солнце заливало комнату. Золотистые пылинки, попадая в луч света, вспыхивали искрами. Где-то за окном назойливо, как поп-звезда, выпевала песню из трех нот неведомая птичка. Часы Герострата лежали рядом на стуле. Сощурившись, я кое-как разглядела: половина двенадцатого.
Сам Корнилов тихо сопел, спрятав голову под одеяло. Голая пятка, розовая, как у младенца, трогательно выглядывала наружу.
Все получилось очень просто и по-домашнему. Андрей вернулся поздно, принес бутылку вина. На полуголодный желудок меня повело уже с первого бокала, точнее, пластикового стаканчика. Сначала защипало переносицу, потом напала чудовищная болтливость. Я не давала Корнилову вставить ни слова, рассуждала о каких-то глобальных проблемах, ударилась в воспоминания детства, а под конец мне стало так жаль себя, что я расплакалась и ревела до тех пор, пока он не сгреб меня борцовским захватом.