У судьбы твои глаза - стр. 33
Как сейчас помню тот день, четырнадцатое декабря, утро. Тусклое солнце пробивается сквозь задёрнутые занавески, которые никто не открывал уже два месяца. Тишина гостиной бьёт по мозгам громче, чем гонг на боксёрском ринге. Холод пробирается под дырявые носки, которые я не снимал последние две недели. В животе пусто, но эта пустота не сравнится с той, что заволокла сердце. Я сижу там же, где меня оставили два месяца назад, и смотрю в никуда. Живой труп, что испепелил все чувства горячительным. И внезапно тишина прерывается истошным плачем, звуком, что стал так привычен для этого дома.
Полин вернулась домой, катя перед собой коляску, которую мы с Элизабет долго выбирали в «Детских прибамбасах», потому что никак не могли решить, какая нам нужна: с дополнительной системой амортизации, с механизмом-книжкой или «вон та, голубенькая». Полин возникла передо мной, заслонив последний луч света из окон. Где-то в стороне продолжал плакать ребёнок, а я ещё не успел потянуться к бутылке, поэтому был трезв.
Полин взглянула на меня уничижительным взглядом. Впервые я видел её такой. Измученной, воинственной, злой.
– Хватит. – Сказала она. – Я не могу смотреть, как ты убиваешь себя.
– У меня умерла жена. – Попытался оправдаться я слабым голосом.
– А у меня умерла дочь. У этого малыша умерла мать. Но мы стараемся изо всех сил, чтобы продолжить жить. Так хотела бы Элизабет.
Я не мог даже мельком взглянуть на коляску, которая разрывалась рыданиями. Элизабет больше всего на свете хотела родить этого ребёнка. Она была лучшей матерью, хоть и не успела подержать его на руках. Она так заботилась о частичке нашей любви, что росла в её животе, что я не переставал восхищаться ей. И её мечта исполнилась. У нас родился сын, но остался сиротой. Его мать скончалась на операционном столе, а отец приканчивал себя выпивкой.
– У Кристофера ДЦП, Шон. – Как гром среди ясного неба прозвучали слова Полин над головой, и я осмелился, наконец, поднять на неё глаза. – Теперь до конца своих дней ему придётся бороться за свою жизнь. И ему нужен отец, который будет бороться вместе с ним. Если ты не поднимешь свою задницу с этого дивана и хотя бы не взглянешь на своего сына, то я выставлю тебя вон. Я люблю тебя, но, видит бог, я сделаю это.
Впервые Полин разговаривала со мной в таком тоне. Я не знал, что произвело на меня больший эффект: её злость или её слова о том, что мой мальчик, ребёнок, о котором мы с Элизабет так мечтали, теперь будет мучиться всю свою жизнь. Тогда я не знал почти ничего о детском церебральном параличе, кроме того, что это не лечится. Как и моё горе по погибшей жене.