У судьбы твои глаза - стр. 32
Ужиная вместе с семьёй, собранной по кусочкам из моей тёщи, сына и брата, я впервые за долгое время почувствовал внутренний покой. В кухне витал ароматный смог запеченных куриных ножек, благодаря Полин. Звучала неподдельная мелодия смеха, благодаря моему брату. И ощущались невидимые пылинки любви, благодаря моему сыну, который скреплял всё это воедино.
К моему превеликому неудовольствию, Крис пожелал, чтобы сегодня любимый дядя уложил его спать и почитал про Гарри Поттера на ночь. Позволив им такую вольность, я помог Полин с посудой и уселся в гостиной, мечтая о горьком виски, которое бы пересилило горечь моих мыслей. Но в доме Холландов-Тёрнеров не хранилось ни капли алкоголя. А я не брал спиртного в рот уже шесть лет, с тех пор, как сумел избавиться от этого наваждения после смерти Элизабет.
Первые два месяца я не просыхал. Полин и Уэйн настояли на том, чтобы первое время мы с малышом пожили у них. Я не имел ни малейшего понятия, как позаботиться о младенце и, чего греха таить, как позаботиться о себе. Первые несколько дней я отказывался вставать с дивана, а если вставал, то лишь в туалет, по возвращению заваливаясь обратно и буравя взглядом портрет Элизабет на полке над телевизором. «Належавшись» в кувезе в больнице, Крис плакал в соседней комнате, а я не слышал ничего, кроме белого шума. Полин не беспокоила меня, дав время окунуться в горе с головой, хотя сама душилась этим же горем. И никого не было рядом, чтобы дать время уйти в него с головой ей.
Уэйн пропадал на работе, но чаще появлялся дома, нежели сейчас. И вот, как-то вечером он присел рядом на подушки дивана и поставил рядом со мной стакан виски. Велел выпить залпом, и подлил ещё. Это стало первым и единственным, что смогло хоть как-то притупить боль. Мы молча глотали виски в гостиной, пока Полин опекала Криса наверху. Они перетащили кроватку в хозяйскую спальню, потому что я не мог нянчиться сразу с сыном и своей скорбью.
Следующим вечером Уэйн не принёс мне виски. А дыра в сердце размером с планету зияла всё так же. Поэтому я сам выполз из дома, добрёл до ближайшего продуктового в одних тапочках, хотя за окном стоял октябрь, и купил сразу две бутылки виски. Они помогли пережить мне следующие два дня. Ни Полин, ни Уэйн не заикнулись о том, что я храпел в пьяном коматозе посреди их дома, пока мой сын требовал внимания. Утром пустые бутылки исчезали, как и душевный покой. И всё продолжалось. Тапочки, магазин, диван и хмельное забвение. Крики Криса, напевания Полин и пустые бутылки в мусорке.
Через неделю Уэйн пытался поговорить и образумить меня. Взял с меня обещание бросить жалеть себя, упиваться своими страданиями и виски, и, наконец, взять сына на руки. Я пообещал и через два часа уже нарушил обещание, заливая обжигающее пойло в глотку. На два месяца я провалился в дурманящее забытье, пропустив первые два месяца жизни моего сына. Вспоминая то время, я корю себя по сей день. Ненавижу того Шона Тёрнера, которым был тогда. Слабого, немощного, безвольного. Я томился в своей клетке, даже не подозревая, что моему сыну поставили страшный диагноз, и всё это время моя тёща каталась по врачам, чтобы определить степени риска, поставить клеймо «ДЦП» на моём сыне и получить указания, что делать дальше.