У Никитских ворот. Литературно-художественный альманах №1(7) 2020 г. - стр. 4

Здесь «тёмный», вовсе не значит неразвитый или отсталый, но – неизвестный, таинственный. Так же, как у А. Блока в «Возмездии»: «Два-три звена – и уж ясны / Заветы тёмной старины…». «Тёмная» старина – вовсе не уничижение её. Но ещё неясная, таинственная…

Этому живому постижению смысла через постижение «тайного языка» противостоит в стихотворении А. С. Пушкина статичное античное «Парки бабье лепетанье», богини судьбы, прядущей нить человеческой жизни. Пушкин и поминает-то Парку мимоходом, небрежно и даже уничижительно: «Парки бабье лепетанье…», лепетанье… В том значении, что не она откроет ему смысл и тайну жизни, но изучение «тёмного языка».

Это не всегда понималось и уяснялось даже, вроде бы, искушёнными литераторами. Во всяком случае, В. Брюсов в одноимённом стихотворении «Парки бабье лепетанье», представляющем собой перепев пушкинского, пророчество связывает с Парки лепетаньем, от которого «жутко». Хотя какое от неё пророчество, если известно, что нить её когда-нибудь, да оборвётся. Обретение смысла связывает с ней: «Томных звуков нарастанье / Смысла грозного полно». А в другом стихотворении «Веретёна» закон бытия В. Брюсов тоже связывает с Паркой. Судьба – в её руке, в её жужжащем веретене: «Что назначено, то будет! Исполняется закон / Под звенящее жужжанье вдохновенных веретён». То есть В. Брюсов не смысл постигает, а представляет значение Парки. Не с помощью её постигает жизнь, а жизнь подгоняет под античный канон… Таким образом, как перенесением значения Парки в нынешнюю жизнь, так и исключением из стихотворения «тёмного языка» уходит главное, чему и посвящено стихотворение: как человеком обретается смысл жизни, как за её внешними проявлениями, её «мышьей беготнёй» постигается истинный смысл. А почему «тревожит»? Потому, что без этих внешних, обыденных проявлений не бывает и её высокого смысла.

Вот о чём вопрошает в этом стихотворении А. С. Пушкин. Это – вечное, ничем не устранимое терзание человека пред загадочностью и таинственностью мира. Более определённо поэт представит это в «Медном всаднике», где бедный Евгений будет задаваться этим же трудным вопросом о смысле человеческой жизни, но уже не пред «мышьей беготнёй», а перед Божией стихией, с которой и царям не совладеть:

Правда, в пушкинском подлиннике речь не о «небе», а о Роке: «Насмешка Рока над землёй». Так же, как в стихотворении Ф. Тютчева «Бессонница»: «Нам мнится: мир осиротелый/ Неотразимый Рок настиг…»