У нас в саду жулики (сборник) - стр. 19
Вошли – и снова сует. Только теперь гардеробщику. И тот давай с него стряхивать пылинки. Повесил Аликин макинтош на вешалку и протягивает Тоньке номерок. И Тонька осталась в вестибюле.
А я даже и не стал Вадикину куртку снимать. Ведь это мое украшение. И потом – она же вся в крови. Еще перепачкает. Да и под курткой у меня сразу одна тельняшка.
А Валентина Краснославовна со своим амбалом как ни в чем не бывало. Сидят, любезничают. И Алик, протянув петушка, тут же к ним и подсел. Оказывается, старые знакомые. А я, как дурак, все стою. Уставился амбалу в скулятник и молчу.
Но он ко мне даже и не поворачивается. И такая меня вдруг разобрала обида.
Разворачиваюсь и ка-ак ему врежу. И даже самому понравилось. Как будто залепил в лузу шара.
А на Валентину Краснославовну даже и не посмотрел.
Все. Не будет теперь Валентина Краснославовна москвичкой. Так и останется в своем Орехово-Зуеве.
Ну тут, конечно, и салфетница, и тарелки, и фужеры – все это полетело на пол.
И потом они мне и показали.
Оказывается, я все перепутал. И врезал совсем не тому. Не тому, кто меня ударил. Тот, которому я врезал, оказался его товарищ. А тот, что меня оскорбил, сидел за соседним столиком и с кем-то выпивал.
Повалили и давай прямо по мне отбивать чечетку. А музыканты все знай себе замастыривают. Что-то про велосипедистов. Да про синеву. И все, как ни в чем не бывало, пляшут.
А потом через весь зал отволокли к вышибале. И там снова меня повалили. И опять прямо по мне пустились вприсядку.
Совсем озверели. А Тонька вокруг все прыгает и что-то кудахчет.
– Ребята, – кричит, – не бейте! У него умерла мама!
Это она мне уже потом рассказывала.
А вышибала, сука, стоит и улыбается.
Хорошо, я еще закрыл руками голову. А так бы, наверно, убили.
А когда уже сползал по ступенькам, то заиграли из «Белого солнца пустыни».
Я, правда, этот фильм не смотрел. Но там на слова Окуджавы песня. Наверно, кто-нибудь заказал. Вроде меня. Когда я предлагал Валентине Краснославовне руку и сердце.
И я даже остановился послушать. И как-то не то чтобы мне стало грустно. А так.
А на винт я потом все-таки намотал, правда, уже не в море, а на суше, и ровно через год встретился с нашим «кондеем» на «провокации». (А перед новым выходом в море – я работал тогда в метеослужбе у гидрохимиков – повесил в лаборатории лозунг: НЕ РАЗБАЗАРИВАЙ СЕРЕБРО – ОНО НА ВЕС ЗОЛОТА. Такая соль, и, чтобы выпало в осадок, надо как следует разболтать. Как будто гоголь-моголь. И сослуживцы меня даже похвалили.