Тысяча и одна ночь отделения скорой помощи - стр. 3

– Сейчас – да. Но она умрет, и ты ее больше не увидишь.

Имя “Фабьенн” происходит от faba – по-латыни это “боб”. Ей это имя очень подходит: при виде ее испытываешь такую же радость, как в праздничный день, когда подают пирог и вилка вдруг натыкается на твердый кусочек фарфора[4].

Я вошел в седьмую палату, а Фабьенн направилась в палату к месье Теодоро, чтобы сделать ему массаж кишечника. Она делала это в нерабочее время, приходя на работу пораньше и уходя попозже. Никто ее не просил, она сама так решила.

Месье Теодоро страдал туберкулезным спондилитом (к которому какой-то шутник добавил еще и золотистый стафилококк). Больному был предписан строгий постельный режим в течение девяти месяцев, в противном случае его позвоночник мог переломиться, как зубочистка. Легкий хруст – и ему уже никогда не встать на ноги.

Фабьенн терпеливо и нежно, словно младенцу, массировала ему живот по часовой стрелке.

Больные, лежащие почти без движения так долго, сами не в состоянии опорожнять кишечник. Конечно, месье Теодоро помогли бы слабительные, но в них не было необходимости: благодаря массажу Фабьенн, он справлялся сам.

Теодоро – имя греческого происхождения, оно означает “божий дар”. С таким именем встреча с Фабьенн была неизбежна: она стала подарком от божества – покровителя лежачих больных.

Знакомя ее со своими родными, он заявил:

– Это та самая женщина, помните, я вам о ней говорил. Знаете, никогда я ТАК не любил женщину, которая заставляла бы меня ТАК просраться!

Фабьенн зарделась: она не привыкла к комплиментам, хотя заслуживала их как никто другой. Ей следовало принимать их постоянно, по пятнадцать минут два раза в день.

Фабьенн исполнилось сорок лет. Она работает сиделкой и занимается уходом за больными с незапамятных времен. Когда за столом кто-нибудь начинает критиковать городские больницы, я всегда рассказываю о Фабьенн. Неплохой аргумент в пользу уплаты налогов.

Заряженная на сто тысяч вольт, она не замечала в людях ничего, кроме хорошего. По-моему, это скрытое проявление неодолимой отваги. Она вступала в схватку с жизнью, болезнями и смертью, и делала это с азартом. Когда она катила свою тележку по коридору, мне казалось, что за ней, весело распевая: “Акуна матата!”, мчатся Тимон и Пумба.

– Я тебе рассказывала, как ухаживала за миллиардершей?

Ну разумеется, рассказывала, но я до того люблю всякие истории, а эту в особенности, что я соврал:

– Нет, не рассказывала.

– Миллиардершу звали Эмили.

Эмили жила в специальном приюте сорок пять лет. С точки зрения нашей современной системы, она была никем. Не создавала для общества никаких богатств, никаких материальных благ и не способствовала приросту ВВП. Родовая асфиксия. С тех пор прошло сорок пять лет, сорок пять лет жизни, где ты – никто.