Ты, я и Гийом - стр. 38
Вся эта пустая нервотрепка, искусственно выстроенная «полоса отчуждения» и последовавшая за ней резкая перемена, сказалась тогда на моей психике не самым лучшим образом: я неделями размышляла над тем, в чем моя наглость и где моя вина. Ответ никак не находился. Зато теперь я твердо знаю одно – нужно держаться от подобных людей подальше, никому не быть должным и не терпеть унижений. С таким воинственным настроением я и поступала в аспирантуру. И никак не ожидала, что мне вдруг божественно повезет – Ирина Александровна оказалась пределом мечтаний молодого аспиранта.
– Ну что ж, – начала она, когда принесенные мною цветы были поставлены в вазу, а распечатанная и исполосованная вдоль и поперек красным карандашом первая глава легла перед нами на стол, – в целом неплохо.
Я, замерев на первой половине фразы, вздохнула с огромным облегчением в финале второй. Поначалу, когда я только взглянула на свой препарированный текст, мне показалось, что это – конец. Не будет никакой диссертации, не предвидится никакой защиты, и вообще – самое время идти устраиваться посудомойкой в университетской столовой: ничего более полезного и существенного я для науки сделать не могу.
– Спасибо! – с благодарностью выдохнула я. – Мне-то уже подумалось, все – полный провал.
– Да нет, что вы, – Ирина Александровна улыбнулась, – просто нужно еще кое над чем поработать.
– С удовольствием!
Передать не могу, как порадовал меня такой приговор. Стало весело и легко, будто крылья выросли.
– Во-первых, – Ирина Александровна кивнула мне, подождала, пока я успокоюсь и перестану ерзать на стуле, и приступила к делу, – не бойтесь биографических аналогий! Откуда берутся женские образы в романах и стихах Костровицкого? Смелее! Покажите.
– И что, прямо так и писать, что его любимая Анна Плейден, например, превратилась в «Гниющем чародее» в Озерную деву, а образ героини «Убиенного поэта» списан с другой его возлюбленной – Мари Лорансен?
Мне не очень нравилась перспектива очередного промывания давно истлевших костей.
– Ну, вероятно, не так бесхитростно, – Ирина Александровна улыбнулась. – Но нельзя недооценивать влияний. Что ни говорите, а именно женщины сформировали Аполлинера. И его эстетику тоже.
– Понятно. – Я опустила глаза и стала делать пометки в тетрадке, чтобы не забыть. А заодно, чтобы не выдать выражением лица то, как мне не нравится этот банальный тезис. В моем воображении Аполлинер, синоним самого Искусства, всегда оставался независимым и сильным.
– И еще, – Ирина Александровна отвела взгляд от текста, задумалась ненадолго и, вздохнув, продолжила: – «Подвиги юного Дон Жуана» и «Одиннадцать тысяч палок» – это прежде всего установочные работы. Постарайтесь делать акцент на общеизвестную прозу.