Ты теперь наша рабыня - стр. 2

Неужели из Высших?

Какой вздор. Разве Высшие играют на нижних уровнях с пьянчугами в азартные игры и пьют дешевую бормотуху, настоянную на грязевых орехах? Я чувствую этот мерзкий резкий запах тины и спирта, и у меня аж в глазах щиплет.

— Много ты знаешь о Высших, Ви, — хмыкает Богар. — они те еще падлы, крошка. Всем падлам падлы… — он икает и медленно выдыхает. — Видишь, не соврал, — щурится. Голос низко вибрирует в моей голове, — мамулю хочешь найти?

У меня сердце едва бьется. Не чувствую ни ног, ни рук.

— Конечно, хочешь. По глазам вижу, — хмыкает и встает.

Разминает плечи, шею, делает глубокий вдох и грубым рывком за подмышки поднимает меня на ватные ноги.

— И дружеский совет, — его голос становится холодным и стальным. — Не стоит меня злить. А то точно отшлепаю.

Я в отчаянии крякаю, когда он перекидывает меня через плечо и шагает мимо отца, который прячет красное лицо в ладони и воет:

— Виа…

Я тяну к нему руку, открываю в сиплых и хриплых звуках рот, и получаю сильный шлепок по правой ягодице:

— Не дергайся!

2. Глава 2. Прошу... не надо...

Богар насвистывает себе под нос, и опять получаю небрежный шлепок, когда слабо вскидываюсь на его плече.

— Какая ты упрямая. Ничего, перевоспитаю.

Шагает мимо глухих панелей-дверей, за которыми скрываются такие же неуютные, как наша с отцом конура, квартирки.

Ныряет в проход, который ведет на лестницу, и подсветка на стенах, что разрисованы кривыми граффити, моргает, а потом тухнет. Ее никак не починят.

Воняет мочой и плесенью.

— Пусти…

Кряхчу я, а Богар недовольно цыкает:

— Тихо.

Глотку схватывает холодный спазм, и я безвольно повисаю на его плече, роняя слезы. Голова и руки болтаются.

— Да ладно тебе, — Богар поглаживает меня по бедру. — Ты с таким папашей бы точно попала на невольничий рынок. Возможно, тебе бы повезло и толкнули бы тебя на закрытом аукционе.

Отец меня проиграл чужаку и мерзавцу.

Какая я дура. Боялась бросить его и оставить одного. Вытягивала его пьянок, веря обещаниям, что он обязательно исправится. Исправится ради доченьки, ведь кроме меня у него никого нет.

Я его сокровище.

— Да, он так и сказал, — хмыкает, — что настоящее сокровище. И да, проиграл он много. Азартный и не знает меры. И я ведь пару раз ему поддался, и он могу уйти приличной для него суммой, но жадный. Вот и поставил тебя на кон.

Слышу писк и скрип панельной двери, которая отъезжает в сторону. Я вижу мокрый потрескавшийся асфальт, размытые плевки с кровью и чувствую гарь. Мы на улице.

Ветер ныряет под штанины пижамы, и я вздрагиваю.

— Есть, конечно, свое очарование в таких районах.