Ты нас предал, папа - стр. 2
Мы решили, она спряталась, играя с нами. Пошутили о чём-то, искать принялись не сразу. Но когда я поднялась, чтобы заглянуть под скатерть стола, то действительно нашла её там… Всю синюю, без сознания.
Скорую вызвали сразу же, но ждать не стали. Паша сам отвёз дочь в больницу, до последнего не выпускал из рук. Затем её сразу же забрали в реанимацию.
Проблемы с сердцем… У пятилетней малышки. Я даже не знала, что такое бывает. И ничего не предвещало. Быть может Соня пару раз и жаловалась на усталость, а это – я теперь понимаю – странно для ребёнка, но ничего более.
Сейчас, конечно, я корю себя за то, что не заметили проблему раньше. В голове десятки вопросов, начинающихся со знаменитого «что если бы?». Но лучше не вдумываться. Чувством вины Соне уж точно не помочь…
И хотя врачи говорят, что мы не виноваты, что симптомы были неявными, это не успокаивает.
Да, лучше не вдумываться…
И, сморгнув с ресниц слёзы, я поднялась на ступени больницы. А дальше гулкий коридор в полумраке, лестница, жутковатого вида громадный лифт, на котором в этот раз я поднималась в одиночестве.
И белый длинный коридор детского отделения кардиологии. Только детки здесь не бегают по палатам и редко играют друг с другом. В холле можно встретить мамочек с малышами и без, а в остальном тишина и иллюзорная безлюдность.
Поздоровавшись со знакомой, ждущей на посту медсестру, я свернула за угол. Палата Сони самая последняя, дверь в неё находится у окна, возле которого стоит кушетка, где я так часто пережидала минуты отчаянья, давясь слезами, чтобы дочка не видела.
Но до палаты я так и не дошла.
Пол блестел от влаги, недавно здесь делали уборку, и этот едкий, острый запах хлорки…
Оставив сумки со сменной одеждой и едой прямо на полу возле поста и зажав ладонью рот, я забежала в туалет. Даже дверь не успела закрыть. Склонилась над белой маленькой раковиной, включив воду и замерла, стиснув зубы, стараясь дышать ровнее.
– О-о, – протянули у меня за спиной, и раздался грохот тяжёлого ведра, поставленного на кафель, – Катерина… Что, опять?
Подняв глаза, я увидела в отражении затёртого зеркала пожилую нянечку.
– Аллергия, – сказала я и, подержав под водой ладони, прижала их к полыхающим щекам, чтобы стало легче. – Чем дальше, тем сильнее… Всё из-за хлорки.
– Ага, – кивнула она, окидывая меня взглядом, который вмиг из добродушного и мягкого, сделался колючим и цепким. – Что ещё расскажешь?
Прозвучало странно. К горлу моему подкатил ком, и что-то неприятно шевельнулось в груди.
С некоторых пор всё, чего я не понимаю или не ожидаю, воспринимается мною очень остро, будто мозг отныне всё принимает за угрозу.