Ты и Я - Сводные - стр. 50
- Т-ты ведь… не уйдешь? – разрывает тишину голос Дашки. Мне требуется больших усилий, чтобы вообще разобрать ее реплику. Говорит так тихо, почти шепотом.
- Пока ты не успокоишься, не уйду.
- Только маме не говори, пожалуйста? – кажется, она всхлипывает. Но освещение от телефонного фонарика такое тусклое, да и лежит он далеко, просто не дает тьме поглотить помещение до конца.
- Почему?
- Она думает, что все давно в прошлом.
- Ты боишься темноты? – вопрос с языка слетает быстрей, чем я успеваю подумать, а надо мне ли знать эту подробность жизни едва знакомого человека.
- Звуков в темноте, голоса… - Дашка поворачивает голову и смотрит на меня из-под густых ресниц. Вроде и тускло, вроде и видимость почти нулевая, а меня пробирает от ее взгляда. Там отчетливо, большими буквами, читается страх. А еще мольба, как у невинного и бездыханного животного. Сглатываю ком, который затесался в горле. Откидываю дурные мысли, и тут Лисицына вдруг подает голос.
- Мне было шесть. Знаешь, дети очень доверчивые. А он был таким набожным.
- Что… - хрипит мой голос, но девчонка будто пропускает мимо реплику. Смотрит так внимательно в мои глаза, словно ищет там, ищет надежду, ищет спасательный круг. Снова сглатываю.
- Он часто играл с детками, конфеты раздавал. Его все родители любили. Добрый дядечка, который помолится за вашего малыша. В тот день было солнечно, и я вышла во двор к девочкам. А их не было. Зато был он. Улыбнулся и протянул конфету. Предложил поиграть с ним… - Дашка замолкает, делая глубокий вдох. Ее зрачки слегка расширяются, и теперь уже, кажется, она смотрит не на меня. Будто погрузилась в свои воспоминания.
- Я знала, это хороший дядя. И все родители знали, что он хороший. В церковь ходил. Собирал деток у себя. Подарки мастерил им. Шутил и играл. Поэтому пошла с ним, не задумываясь. А он… он завел меня в комнату без окон, закрыл дверь и потушил свет.
- Твою мать… - сорвалось у меня. В груди защипало, так если бы два крюка воткнули и подвесили к стенке. А в животе словно ледяная яма образовалась, куда бухнуло сердце и замерло в диком оцепенении.
- Сел рядом… Я хотела уйти, пыталась. Но он сказал, что, если я не буду паинькой, будет больно мне и... маме.
- Даша, не надо, не мучай себя, - не зная, что и сказать, выдал первую и единственную фразу. Хотя внутри бушевала ярость. Она ведь была ребенком. А этот урод… Потом я оборвал себя, пытаясь в глазах девчонки разглядеть ответ на самый главный вопрос. Ее тело дрожало, а на лице ни капли эмоций. Будто их похоронили. И мне до одури захотелось найти конченного извращенца и разбить его голову об асфальт, бить до самого мяса, пока мозги не разлетаться в разные стороны.