Размер шрифта
-
+

Твоя поневоле - стр. 32

Крем такой лёгкий, воздушный и пахнет просто обалденно – опускаю указательный палец свободной руки в невесомое облако и растираю ароматную субстанцию по раненому запястью. Кожа начинает сильно щипать, но это всё мелочи, когда на кону твоя свобода и жизнь твоего маленького сына.

После запястья смазываю всю ладонь, наношу много, не жалея, рука уже лоснится, но я мажу ещё и ещё. Когда ладонь становится неприятно скользкой, вытираю другую руку прямо о покрывало и пытаюсь стянуть железный обруч с руки. Почему-то мне казалось, что с помощью крема всё будет просто и легко, но увы, наручник намертво застопорился у основания кисти, и никакой крем не помог сдвинуть его ниже даже на паршивый миллиметр.

Слишком туго! А ведь если бы я вчера была умнее и не истерила как ненормальная, то шанс выбраться бы был! Вчера Кай пристегнул их совсем слабо, железо едва касалось кожи, а теперь… Да, не факт, что получилось бы, ну а вдруг… но сейчас это точно бесполезная трата времени и драгоценных сил.

Бессмысленно! Вся вот эта моя мышиная возня – предсмертные конвульсии умирающего.

Швыряю на пол наполовину использованную банку и вытираю позорно набежавшие слёзы отчаяния. Хрен там я хоть когда-нибудь выберусь отсюда! Я сдохну здесь, на этой самой кровати!

Мне тридцать один год, и я ничего не могу сделать с двадцатилетним сопляком! Совсем ничего. Я бессильна, словно новорожденный младенец!

– Ублюдок! Сраный молокосос!!! Иди сюда!!! – ору что есть силы, втягивая носом солёную воду и размазывая по щекам слёзы. – Иди сюда! Иди, мать твою, сюда! Хватит дрыхнуть!!! – словно умалишенная стучу наручником по спинке кровати, сдирая по новой многострадальное запястье. Я дёргаюсь в агонии ненависти и бессилия так самозабвенно, что даже не слышу скрежет засова, не слышу, как отворяется дверь. Не слышу, как он входит в комнату и с ледяным спокойствием смотрит на устроенное в честь него представление.

– Шестой час. А ты ранняя пташка. И очень шумная, – сладко зевает в кулак.

– Я убью тебя! – шиплю, глядя на него исподлобья. – Видит Бог, дай мне сейчас в руки мачете, я не раздумывая разрублю тебя на мелкие куски, а член, которым ты так гордишься, затолкаю в задницу. Тебе же.

– По-моему, ты уделяешь слишком много внимания моему члену. Но не скрою – мне приятно, – сонное лицо озаряет добродушная улыбка.

Он одет во вчерашние джинсы и чёрную мятую футболку с очень глубоким, модным сейчас вырезом. Лощёный пижон. Больной на голову ублюдок.

Я смотрю на него и в который раз поражаюсь, как в такую красивую голову могли прийти такие бредовые мысли, как приковать человека наручником к кровати. Это же ненормально! Это же выходит за все рамки допустимого! Почему он ведёт себя так, словно он, едва оперившейся молокосос, господин этого мира?

Страница 32