Твоя поневоле - стр. 13
– У него на коровье молоко аллергия. Сыпь, – шепчу, то ли ему, то ли самой себе…
Кай понятливо кивает и что-то бегло набирает на дисплее. Видимо, отправив сообщение, убирает телефон снова в карман.
– Не волнуйся, пожалуйста. Я не сделаю твоему сыну ничего плохого. Обещаю.
Он произносит это таким тоном, словно в том, что он сделал, нет ничего необычного.
Украсть чужого ребёнка? Да так все делают. Чем он хуже? А то, что Миша у него – сомнений не остаётся.
Ставлю локти на колени и утыкаюсь лицом в ладони. Я плачу. Не громко, не навзрыд. Просто плачу от пусть небольшого, но облегчения.
Ведь если ребёнку хотят сделать плохо, его же не развлекают мультфильмами и не кормят хлопьями, верно же? Или…
– Кай? Зачем я тебе? – поднимаю на него зарёванное лицо и смотрю в чистые синие глаза. Мне плевать, что тушь потекла, а нос распух, мне всё равно, привлекательно я выгляжу или нет. Я просто хочу знать, что мой ребёнок в безопасности.
– Натали! Соберись. Тридцать один год, а ведёшь себя словно пугливая школьница. Ой, – смущённо улыбается (эта чёртова улыбка!), – двадцать пять, конечно.
– Если тебе нужны деньги – у меня их нет. Хочешь, забирай машину, – на удивление холодно проговариваю свои недавние мысли. – Ещё у меня есть двухкомнатная квартира с хорошим ремонтом. Это займёт время, но…
– Не зря говорят, что любовь матери – самое сильное на земле чувство. Мне приятно, что ты знаешь, что это такое, – перебивает он и снова достаёт из кармана пачку сигарет. – Можно же?
Какой вежливый, ну просто послушник церковно-приходской.
Закрываю глаза и пытаюсь сосчитать до десяти. Медленно. Размеренно. Как учили.
Оди-ин. Выдох. Два-а. Вдох. Три-и. Выдох. Четы-ыре…
Грёбаный сукин сын. Паршивый породистый щенок! Кто дал ему право так себя вести? Кто дал ему право красть чужих детей? Кто дал ему право манипулировать людьми?
Семь. Вдох. Девять… Сука.
Была бы я хоть чуточку сильнее и смелее, я бы попробовала сцепить на его шее пальцы. Глазом бы не моргнула. Но: а) я слабое ссыкло, б) если я его убью, я рискую не узнать, где мой ребёнок.
Смотрю, как он затягивается сигаретой, и не могу поверить в реальность происходящего. Такой красивый… Ну не может это быть правдой. Его губы до сих пор вызывают в душе безотчётный трепет. Вопреки всякой логике. Вопреки страху. А может, благодаря ему…
Может, это всё потому, что я до сих пор не могу поверить в то, что это не сон и не розыгрыш.
– Давай сделаем так, – после минутного раздумья произносит он, выдыхая дым. – Сейчас мы доедем до трассы, там мы останавливаемся и меняется местами. Поведу я. И, прости, я буду вынужден завязать тебе глаза, – и словно извиняясь: – Так надо.