Твоя чужая жизнь - стр. 9
"Как это?"
"В голове постоянно бабские вопли..."
"Не бабские! А женские!"
"Да веришь? Мне как-то глубоко насрать!"
"Хам!"
"Ещё и моим телом управляют помимо моей воли..."
"То есть как – твоим? А моё где?"
"Хороший вопрос..."
"Я умерла? Я не хочу умирать!"
"Прекращай истерить. Ты или мой бред, или хз что, но я не в лучшем положении. И всё это даже неважно... лучше прекрати истерики и прислушайся к тому, что здесь говорят..."
***
– Ну что же, пора уже и ходить потихоньку, – внимательно наблюдая за реакцией пациента, "порадовал" врач.
– Я хотела бы увидеть папу...
– Ну, и позвони ему, это раз. А второе, – Юле показалось, что в глазах врача промелькнуло тщательно скрываемое понимание происходящего, смешанное с ликованием, – если у тебя проблемы с ориентацией, не стоит их афишировать...
– Извините... – растерялась Юля, не зная, что и сказать на подобное.
В ответ мелькнула пола халата за закрывающейся дверью.
"Мне показалось, или он обо всём знает, но его это устраивает, и он молчит?" – мысленно спросила Юля.
"Не знаю... кажется, я скоро исчезну... я словно растворяюсь... но я не хочу..."
"Эээ... не смей! Что я буду делать в тебе? Я не умею так жить!"
"Я не понимаю, что со мной... с нами..."
Осторожно Юля немного приподнялась. Волной накатила слабость, и мир закружился, но вскоре удалось даже встать на ноги и неверной походкой добрести до окна. Территория клиники оказалась на удивление просторной и ухоженной. Перед зданием располагался довольно уютный скверик, резкие тени от причудливо подстриженных кустиков и деревьев падали на сырые после ночного дождя дорожки. Открыв ведущую на террасу стеклянную дверь, она ощутила дуновение свежего ветерка. Слабость ещё давала о себе знать: довольно сложно было сфокусироваться. Однако в отдалении, между деревьев, что-то привлекло её внимание. Присмотревшись, Юля увидела – не просто ограждение, а именно высокую, неприступную стену с вьющейся поверху спиралью колючей проволоки.
"Это что, изолятор элитной тюрьмы?" – по привычке обратилась она к внутреннему голосу. Но ответом послужила тишина.
Весь следующий день Юля пыталась докричаться до неведомого собеседника, но ответа так и не последовало. И ей стало страшно. Впервые в жизни настолько страшно. Она поняла, что, выйдя из больницы, не знает, куда идти, и что делать. Она даже не знает теперь своего имени... то есть, имени того, кем стала. Да и в целом возникли сомнения в том, что отсюда удастся выйти не вперёд ногами.
В соседней палате Коля мучился той же дилеммой. "Как там мать, сестра? Ведь у них нет денег. Я же, уходя к Кирюхе, взял пятихатку, осталась последняя купюра. Пятьсот рублей... а прошла не одна неделя..." Ещё недавно вполне крепкому и морально здоровому молодому человеку казалось, что он сходит с ума. Сегодня ему позволили встать. Зеркала в помещении не было, но глаза уже несколько дней прекрасно видели перед собой покрытые золотистым загаром женские ручки с длинными, некогда ухоженными ноготками. Хотелось познакомиться со своим новым лицом. Прошлёпав к выходу на террасу, Коля откинул занавес и замер. Хоть женский голос, звучавший в последнее время в голове, и исчез, но радость была омрачена жестокой истиной – к голосу прилагалось женское тело и весьма милое, но женское личико в обрамлении таких же, как были и у него, но более длинных тёмных прямых волос. "Что делать? Идти в таком виде домой? Ни одежды, ни денег. Да и этот мужик, явно не бедненький папаша, от него так просто не улизнёшь. А если он не отец? А именно папик?" – Колю передёрнуло. – "Переспать с мужчиной – это как-то... и неважно, какое у тебя тело..."