Творец - стр. 39
Интересно, ее исчезновения тоже включены в обязательную программу нашей мелодрамы? Я решил не придаваться унынию заблаговременно. Сейчас Мари рядом, ароматная и розовощекая, настоящая, хоть и воздушно-зыбкая, но все же, как никогда близкая.
Как и в прошлый раз, я самолично избавил ее от верхней одежды, стянул ботики (она снова оказалась в разных носках), провел в комнату, усадил за стол и принялся ставить чайник.
– Ты, наверное, проголодалась?
– Пожалуй, что да.
– У меня есть яйца и фасоль, ты ешь фасоль?
– Думаю, да, – немного подумав, ответила Мария.
Она была все той же Мари – моей тихой, загадочной нимфой, моей тайной и музой.
Я приготовил яичницу с фасолью из банки, и моя тоненькая девчушка с поразительным аппетитом умяла ее. Пока она ела, я сделал с нее пару набросков в карандаше.
– Как ты это делаешь? – спросила она восторженно, когда увидела довольно схожее с оригиналом лицо на картонке.
– Что именно?
– Ты перенес мое лицо на бумагу. Это магия, да?
– Нет, Мари, – рассмеялся я, – просто мастерство. Трюк, можно сказать. Рисовать тебя с натуры гораздо проще, нежели по памяти.
Я откопал работу, иллюстрирующую мой сон, где она сидела на аметриновом троне, перебирая нитку с крупными бусинами. Мне казалось, что я передал ее облик довольно точно, и так оно и было, но в рисованной Мари не хватало какой-то невероятной, сверхъестественной прозрачности и зыбкости. Живая Мари со своим замирающим придыханием и влажным, полуотстраненным взглядом была в сотни раз тоньше и нежней той куклы, которую я намалевал.
Но мою гостью портрет привел в восторг. Она гладила его своими тоненькими пальчиками, взгляд блуждал по холсту, словно в поисках лазейки, через которую можно было бы попасть в написанную залу.
– Как ты туда проникаешь? – ошарашила она меня этим неожиданным вопросом.
– Откуда ты знаешь, что я могу туда попасть?
– Ну как же? – удивилась она. – Ведь если я могу существовать здесь и там, – Мари ткнула ноготочком в свое изображение, – значит и этот дворец существует еще где-то.
– Он существует, Мари, существует, и я обязательно тебе его покажу, потому что он создавался для тебя одной, – пообещал я, все больше и больше шалея от ее непосредственности.
– В самом деле? Ты построил его для меня? Как же ты добр, – проговорила она дрожащим голосом и осторожно взяла мою руку.
Она стала целовать ее, как это совсем недавно делал я, стоя на продуваемой набережной.
Этот ее внезапный порыв и безоговорочная вера во все, что я говорю, смутил и одновременно взбудоражил меня. В груди моей словно стая птиц всполошилась, все затаенные, запрятанные в дальний угол желания взорвались во мне, подавляя волю.